— Черта с два обычная, — ответил Фрэнк.
— Какая-то мерзкая, но птица, — продолжал настаивать на своем Уоргл. Когда все остальные выразили свое несогласие с таким объяснением, он добавил: — Освещение плохое, повсюду тени — вот они и создали у вас такое впечатление. Ничего такого вы на самом деле и не видели, вам это только померещилось.
— И что же, по-твоему, нам померещилось? — спросил Тал.
Лицо Уоргла залила краска.
— Мы ведь видели то же самое, что и ты, верно? — нажимал на него Тал. — Ты просто не хочешь в это поверить. Мы видели мотылька, так? Большого, безобрезного, невероятного мотылька. Ты его видел?
Уоргл уставился вниз, на свои ботинки.
— Я видел птицу. Всего лишь птицу.
Брайс понял: Уоргл настолько лишен воображения, что он неспособен осознать и принять возможность невозможного даже тогда, когда он видел это невозможное собственными глазами.
— Откуда оно взялось? — спросил Брайс.
На этот счет ни у кого не было никаких соображений.
— Чегооно хотело? — спросил шериф.
— Оно хотело нас, — ответила Лиза.
С такой оценкой, похоже, согласны были все.
— Но то, что было в окне, не могло утащить Джейка, — сказал Фрэнк. — Эта штука была слабая и легкая. Она не смогла бы утащить взрослого мужчину.
— Тогда что же утащило Джейка? — спросил Горди.
— Что-то более крупное, — ответил Фрэнк. — Что-то гораздо более сильное и мерзкое.
Брайс решил, что настало наконец время рассказать всем о том, что он слышал — и почувствовал — тогда по телефону, между звонками губернатору Ретлоку и генералу Копперфильду: о чьем-то молчаливом присутствии; об истошных криках чаек; о предупреждающем стуке гремучей змеи и о самом худшем — об отчаянных предсмертных воплях мужчин, женщин и детей. Поначалу он не собирался рассказывать об этом до утра, до тех пор пока не рассвело и не прибыло подкрепление. Но все вместе они могли бы обнаружить нечто существеннее, что сам он, возможно, упустил или чему не придал должного значения: какую-нибудь мелочь, какую-то ниточку, которые могут оказаться полезными. А кроме того, теперь, после того как все видели эту тварь в окне, то, что он испытал тогда, уже не казалось чрезмерно шокирующим или способным потрясти.
Все внимательно выслушали рассказ Брайса, и на всех услышанное произвело самое неприятное впечатление.
— Каким же надо быть дегенератом, чтобы записывать на магнитофон вопли своих жертв? — спросил Горди.
Тал Уитмен отрицательно покачал головой.
— Возможно, дело вовсе не в этом. Могло быть и так...
— Да?
— Ну, может быть, не стоит сейчас об этом говорить.
— Раз уж начал, так договаривай, — сказал Брайс.