Чейз допил виски, подошел к буфету и снова плеснул в стакан жидкости из темной бутылки?
В конце концов, вряд ли угрозы убийцы стоит воспринимать всерьез. Он конечно же сумасшедший — ни один нормальный человек не нападет на парочку в машине, и не располосует одного из них чуть ли не на части длинным мясницким ножом. Конечно, безумцы опасны, но они редко воплощают в жизнь свои маниакальные идеи. По крайней мере, Чейз так думал.
Он понимал, что скрывает от полицейских след, контакт, которым они могли бы успешно воспользоваться. Но полицейские ведь не дураки, они найдут этого типа и без помощи Чейза. У них есть отпечатки пальцев с дверцы “шевроле”, с ручки ножа, которым совершено убийство, они знают, что у убийцы горло в синяках и из-за этого сильный ларингит. А сообщение об анонимном звонке вряд ли так уж важно при их эффективных методах обнаружения и слежки.
Чейз прикончил виски — хорошо пошло, гладко.
Итак, решено.
Он в очередной раз наполнил стакан виски и отправился обратно в кровать. Скользнув под одеяло, уставился в невидящий глаз телевизора. Через несколько дней все станет на свои места. Он сможет вернуться к былым привычкам, будет спокойно жить на свою инвалидную пенсию и довольно существенное наследство, доставшееся от родителей. И незачем ему устраиваться на работу, общаться с кем-либо, принимать решения. Останется единственная потребность: поглощать достаточно виски, чтобы спать, несмотря на кошмары.
Он допил стакан. И заснул.
На следующее утро Чейз проснулся рано, разбуженный кошмаром: целая компания мертвецов пыталась говорить с ним. День был испорчен.
Ошибка его заключалась в том, что он пытался вести себя так, будто накануне ничего не произошло. Он встал, принял душ, побрился, оделся и спустился по лестнице — посмотреть, нет ли для него почты на столике в холле. Почты не было, зато миссис Филдинг услышала его шаги и тотчас выскочила из своей вечно темной гостиной, чтобы показать ему утренний выпуск “Пресс диспатч”. На первой полосе красовалась его фотография, на которой он стоял вполоборота к Луизе Элленби, выходящей из полицейской машины. Она явно плакала, крепко вцепившись в его руку, и вид имела куда более расстроенный, нежели на самом деле.
— Я так горжусь вами, — сказала миссис Филдинг, точно она его мать.
Собственно, по возрасту она вполне годилась ему в матери — ей перевалило за пятьдесят. Однако свои волосы, сильно тронутые сединой, она завивала в крутые локоны по моде времен ее молодости, никогда не забывала нарумянить мясистое лицо и накрасить губы, но, как ни странно, из-за этих косметических ухищрений выглядела лет на десять старше своих лет. В ней было двадцать или тридцать фунтов лишнего веса, и почти все — на бедрах.