— Известна ли мне его судьба? А что от меня скрыто? Я наблюдал за тобой, я следил за твоими деяниями, женщина, и ни одно из них не осталось для меня тайным…
Говорю тебе, я знаю все. И об этой грешнице я знаю все…
Разве не поведал я тебе, Эбигейл Прей, о самых тайных твоих прегрешениях?
— О да.., да! Ему и в самом деле известно все то, что, думала я, открыто только богу! — охваченная суеверным ужасом, воскликнула Эбигейл.
— И о тебе, презренная вдова Джона Лечмира, и о Присцилле я знаю все…
— Все! — как эхо, повторила Эбигейл.
— Все… — едва слышно прошептала миссис Лечмир и, откинувшись на спинку стула, лишилась чувств.
Как ни жаждал Лайонел услышать разоблачение этих тайн, все же он не мог не броситься на помощь старухе.
Однако Эбигейл Прей, которая, по-видимому, уже в какой-то мере привыкла к странному поведению своего жильца, проявила достаточное присутствие духа и опередила Лайонела. Когда Лайонел распахнул дверь, он увидел, что она уже хлопочет около миссис Лечмир. Обморок был очень глубок, и миссис Лечмир необходимо было раздеть.
Сославшись на это, Эбигейл заверила Лайонела, что она отлично управится со всем сама, и попросила его удалиться — не только из соображений приличия, но также и потому, что столь неожиданное его появление могло, по ее мнению, оказаться для пострадавшей еще более опасным, чем все, что тут произошло. Лайонел помедлил минуту, пока не убедился, что миссис Лечмир становится лучше, после чего, уступив уговорам Эбигейл, вышел за дверь и направился к лестнице, решив подняться в комнату к Ральфу, чтобы немедленно потребовать объяснение всему, что ему только что довелось видеть и слышать. Он нашел Ральфа в башенке. Старик сидел, свесив голову на грудь, заслонив рукой глаза от тусклого пламени свечи, и был, казалось, погружен в глубокое раздумье. Лайонел приблизился к нему, но он словно и не заметил его, и Лайонелу пришлось заговорить, чтобы привлечь к себе внимание:
— Джэб сообщил мне, что вы просите меня прийти, и вот я здесь.
— Это хорошо, — отозвался Ральф.
— Я должен добавить, что был свидетелем вашей беседы с миссис Лечмир и с изумлением услышал странные и оскорбительные речи, с которыми вы позволили себе обратиться к ней.
Старик поднял голову, и Лайонел увидел, как, оживившись, засверкали его глаза, когда он произнес:
— Значит, вы слышали правду и видели, как страшит она тех, в ком нечиста совесть!
— Я слышал то, что вы называете правдой, и слышал при этом также, что вы упоминали имена самых дорогих, как вам, должно быть, известно, для меня людей.