Открыл глаза Архипка-Степан, посмотрел на разбудившего его человека без любви, вздохнул тяжело, прощаясь с приятными сновидениями.
— Чего тебе? — спросил.
Горбун вместо ответа придвинул к лицу Архипки-Степана тетрадь, открытую на наполовину исписанной карандашом и корявым почерком странице.
Посмотрел Архипка-Степан на эту страницу тупо, потому как для него все равно все буквы кверху ногами стояли, и снова поднял взгляд на горбуна.
— Может, это, что-то предложить обговорить на собрании, ну что-нибудь важное?
Архипка-Степан вздохнул еще раз, присел на своей лавке, почесал за ухом.
— Вот что, — заговорил наконец он. — Мы ж на тогдашнем похоронном митинге… помнишь, когда многих поубивало… Запиши, в общем, чтоб коммуну назвать именем Федьки.
— Ага! — кивнул горбун-счетовод, уже водя своим карандашом. — А предложения для улучшения общей жизни есть?
— Улучшения? — удивленно повторил Архипка-Степан. — А что, кому-то плохо живется? Кто-то жаловался?
— Не-не, — замотал головою горбун.
— Ну тогда нет, — ответил Архипка-Степан. Горбун вышел из коровника, присел на солнечном месте и перечитал все им записанное. Многовато оказалось предметов для обсуждения, и это порадовало горбуна. Ощущал он гордость в себе за то, что самолично всех опросил и от многих, если не от каждого, что-то записал в эту тетрадь. И тут же полистал он эту тетрадь, проверяя, много ли еще в ней чистых страниц остается на будущее. Полистал и удостоверился — много еще страниц. И наступило у него на душе благоденственное ожидание, и улыбнулся он сам себе и миру.
Время двигалось к вечеру, когда показались далеко в поле красноармейцы, неспеша шедшие к Новым Палестинам. Пятеро или шестеро из них несли что-то тяжелое, и сразу все, увидавшие их, поняли, что это было. А остальные шагали свободно и гурьбовато.
Рельс, который удалось добыть красноармейцам, высотою был в человеческий рост, а весом — чуть полегче среднего человека. Свинтили они его возле стрелочного механизма на пролегавшей не так уж и далеко от Новых Палестин железной дороге. Были на том рельсе и широкие дырки для больших крепежных болтов. Вот за две такие дырки и подвесили его к козырьку крыши коровника, укрепив перед этим козырек двумя сосновыми подпорками снизу.
Строители тут же принесли молот, и такой гул разнесся по округе, что даже в лесу что-то зашевелилось и вспарили над кронами деревьев сотни ворон.
Горбун-счетовод сразу же поспешил к подвешенному рельсу, как поспешили туда и все остальные жители Новых Палестин, включая Архипку-Степана.
И вот тогда-то и началось настоящее собрание-митинг. Горбун-счетовод, значительно держа перед собою раскрытую в нужном месте тетрадь, говорил о разном, но все это касалось палестинян и их жизни. Голос его, чуть глуховатый, но достаточно громкий, звучал торжественно.