Ангел шагал, понуро опустив голову. Он боялся теперь соседства Кати и не мог представить себе, как будет спать на соседней от нее лавке, или как будет отвечать на заданные вдруг вопросы. Как он будет смотреть ей в глаза, зная, что перед ним человек, самолично отказавшийся от души?! Хотя не все в силах человека. И тут ангела утешала сила Господа, ведь только эта сила может лишить человека души или разума. А то, что человек сам вдруг объявит, что лишает себя души, — это от глупости или от наивности, ведь одно дело отказаться от собственного уха и отрезать его себе! И это не каждый сделает, ведь отсечение уха — это боль. А отсечение души — боль во много раз более сильная и невыносимая, и мало кто испытывает ее при жизни. А посему и Катя, отказавшись на словах от существования души, на деле не потеряла свою душу, как не потеряли свои души слушавшие ее и согласившиеся с нею. Не в их .это силах распоряжаться собственной душой! И легче ста до от таких мыслей ангелу, и шел он неспешной походкой к своему коровнику, и тут вздрогнул весь от неожиданного прикосновения, в ужасе обернулся и увидел взявшую его за локоть Катю, и улыбку на ее лице, и тут же удивление вместо только что исчезнувшей улыбки в ответ на отразившийся в его взгляде ужас.
— Что ты? — испуганно спросила Катя. Оба они остановились и смотрели друг на друга не мигая, неподвижными, но живыми взглядами.
— Что ты? — повторила она, и в ее голосе прозвучало уже другое, самое простое и женское волнение. — Не заболел ли?
— Нет, — выдавил из себя ангел и тут же подивился заботе, прозвучавшей в вопросе учительницы.
— Может, обиделся? Ты же верующий, я знаю… Но нельзя, ты понимаешь, мы будем бороться за каждого верующего, чтобы возвратить его к людям.
— Но я ведь с вами, — оторопело проговорил ангел.
— Нет, еще не совсем. Но я верю, что ты будешь с нами. — Катя перешла на нервное причитание, и ангел даже было подумал: «А не заболела ли она? Может, жар, горячка?» — И мы обязательно, мы обязательно будем вместе. Здесь будет совсем другая жизнь. Ты мне веришь?!
Ангел не мог понять смысла ее слов, однако, думая о ее здоровье, кивнул и негромко выдохнул: «Верю».
И тогда Катя широко улыбнулась, игриво оглянулась по сторонам — а было темно, и не было видно шедших рядом людей — и поцеловала его в щеку.
И снова остановился ангел, но теперь не от ужаса, а от другого чувства, от какого-то чужого, но сладкого чувства, во время появления которого он забывал о себе, о прошлом, о всей жизни, и несло его это чувство на небеса, но на другие небеса, на небеса, где никого больше не было. И снова подумал он: «А не больна ли Катя?», и тут же эта мысль проскочила перед глазами, как мошка, и, внезапно увеличившись, превратилась в птицу и растворилась в темноте наступающей ночи.