Сразу за дверью стоял милиционер. Он ощупал строгим взглядом Виктора Степановича, потом кивнул ему — тот прошел, а милиционер уже принялся за Павла. Взгляд его заинтересовался котомкой, и, повинуясь четким жестам милиционера, Павел опустил котомку на стол дежурного. Гулко ударил топор о столешницу, и милиционер прищурился. Открыв котомку, он первым делом извлек оттуда мешочек с сухарями, потом все прочее и уже в самом конце — топор. Глядя на последний извлеченный предмет, милиционер задумался, и сопровождалось это такой тишиной, что у Павла заложило уши.
— Товарищ милиционер, — заговорил вдруг Виктор Степанович. — Нас ждет товарищ Калинин.
Милиционер позвонил кому-то из своего начальства, доложил о топоре и подозрительных сухарях, и о том, что посетителей якобы ждет товарищ Калинин. Буквально через полминуты зазвонил второй телефон на столе, и схва тивший трубку дежурный милиционер только то и делал, как кивал в трубку и повторял «так точно» и «слушаюсь».
Опустив трубку на место, он повернулся к Виктору Степановичу.
— Можете идти. Знаете куда?
— Конечно, — ответил Виктор Степанович, и голос его теперь звучал строго.
— Каждый день хожу!
— А это здесь оставьте! — милиционер показал пальцем на котомку и ее содержимое. — С этим приказано разобраться.
— Ну, пошли! — негромко сказал Виктор Степанович Добрынину.
— А… — Павел хотел было спросить о своих вещах, но Виктор Степанович махнул рукой и взглядом указал на мраморную неширокую лестницу, покрытую довольно истоптанной бывшей красной ковровой дорожкой.
— Заберем! — сказал он уже на втором этаже. — Не пропадут ваши сухари!
В скромном кабинете, почти лишенном мебели, их встретил сухощавый высокий мужчина лет сорока пяти в темном костюме с орденом. Он приветливо улыбался, ладонью правой руки поглаживая свою «китайскую» бородку.
— А-а-а! — протянул он, прищуриваясь и разглядывая Добрынина. — Вот вы какой! — и покачал головой, как бы удивляясь и давая внешнему виду Добрынина наивысшую оценку.
Правда, не было понятно: что он имел в виду. То ли открытое и по-простому красивое лицо народного контролера, то ли его одежду, тоже простую и относительно аккуратную.
— Ну заходите, садитесь вот сюда, за столик. Поговорим, — приглашал товарищ Калинин, отступая в глубь кабинета. — Жалко только, что к чаю здесь у меня ничего кроме сахара нет…
Павел открыл было рот, хотел сказать: «А у меня сухари были, да их ваш милиционер забрал!», но не сказал, испугавшись, что в Кремле так разкабисто говорить не положено.
Хозяин кабинета заметил, как Павел хватанул ртом воздух, да смолчал, и спросил его прямо: «А что вы сказать хотели, товарищ Добрынин?» — Да я… У меня к чаю там, в котомке… сухари были, а их забрал…