Мэт тоже взглянул на часы, чтобы определить, сколько времени он еще может безопасно оставаться здесь, раньше чем улизнуть из дому во избежание встречи с отцом. Со смерти мамы он придерживался такой тактики — всеми способами уклоняться от встречи с отцом.
— Да, я уйду. Вы знаете, когда я сижу с ним за столом, у меня кусок застревает в горле. Не от страха, конечно, — потому что он так переменился, что и слова мне не скажет никогда, — но чем меньше мы с ним будем сталкиваться, тем спокойнее для всех. С моей стороны это простое благоразумие.
Когда он с весьма независимым и равнодушным видом отошел от шкафа, Нэнси заложила руки за голову, словно для того, чтобы удержаться в наклонном положении, и усмехнувшись ему в лицо все той же легкой, загадочной усмешкой.
— Подойдите на минутку ко мне, Мэт, — шепнула она наконец.
Он, нерешительно глядя на нее, подошел к столу, на котором она сидела, но двигался так медленно, что она прикрикнула на него:
— Ближе, мой милый, ближе. Я вас не укушу!
Мэт подумал, что охотно подвергся бы такому приятному наказанию: уж очень хороши были ее белые ровные зубы, сверкавшие из-за красных улыбавшихся губ — губ, которые тем ярче алели на бледном лице, чем ближе он наклонялся к ней…
— Вот это другое дело, — сказала она наконец. — Побольше огня, Мэт! Знаешь что, — твой отец поступает, как дурак, оставляя такую молодую парочку, как мы с тобой, одних в этом скучном доме, где время тянется так медленно. Будь у него хоть капля здравого смысла, он бы никогда этого не допустил… Я уже столько дней не выходила никуда — только за покупками, — а ему и в голову не придет свести куда-нибудь девушку повеселиться. Послушай, что я тебе скажу, Мэт. Завтра в городской ратуше концерт, — зашептала она, пленительно взметнув темные ресницы, — почему бы нам с тобой не отправиться туда, а? Он ничего не узнает, а деньги на билеты я из него как-нибудь да выужу.
Мэт смотрел на нее, как завороженный, не думая о ее словах, которые он едва ли слышал, не видя ничего, кроме ее крепких грудей, так красноречиво выступавших перед его глазами благодаря ее позе, да мелких золотых веснушек (не им одним замеченных), сбегавших по прямому носику до мягкого округленного изгиба вздернутой верхней губы. В эту минуту он понял, что жаждет Нэнси, хоть и боится взять ее, и, заглядывая глубоко в ее темные глаза, ощутил какой-то бессознательный трепет, толкавший его на стремительные действия. Он невольно пробормотал:
— Нэнси! Нэнси! Ты дьявольски соблазнительная женщина!
На секунду манящее выражение ее лица сменилось гордым удовлетворением.