— Покурили и хватит, спрячьте трубку, мистер Броуди, — взмолился второй клерк, прерывая его размышления. — Я не хотел бы, чтобы вы опять нарвались на неприятность.
Броуди на мгновение остановил на нем сердитый взгляд, потом неожиданно расхохотался:
— Как вы запуганы, дружище! Вы правы, я выкурил одну трубку, но намерен выкурить вторую, больше того — намерен еще и выпить!
Он с лукавой миной опять вытащил бутылку и на глазах у пораженных клерков долго тянул из нее. Вместо того, чтобы спрятать ее обратно в карман, он поставил ее перед собой на самом верху конторки, сказав при этом:
— Здесь ты будешь у меня под рукой, голубушка, и я смогу на тебя поглядывать и следить, как ты будешь пустеть дюйм за дюймом.
Затем, польщенный тем, что на нем сосредоточено тревожное внимание клерков, он продолжал:
— Кстати о неприятностях. Этот сморчок сказал сегодня одну вещь, такую нелепую, что она не выходит у меня из головы. — Он сильно нахмурился уже при одном воспоминании об этом. — «Ваш внешний вид — пятно на всем учреждении» — так, кажется? Да, это его подлинные слова. Теперь объясните мне, ребята, что он хотел этим сказать, черт его подери? Чем моя наружность плоха? — он с воинственным видом уставился на клерков, а те нерешительно покачивали головами. — Разве я не красивый мужчина, а? — загремел он, с величайшим удовлетворением принимая их молчание за знак согласия.
— Это с его стороны гнусная злоба. Да! Я всегда был видный мужчина, хорошо сложенный, а кожа у меня была чистая, как у ребенка. К тому же, — продолжал он, с хитрым выражением поглядывая на слушателей и поглаживая колючую щетину на подбородке, — я имею еще одно доказательство, что он не прав. Может быть, вы слишком молоды, чтобы знать это, но ничего, я все-таки скажу вам, что одна девушка — самая красивая девушка в Ливенфорде — предпочла меня всем. Честное слово, при одной мысли о ней уже хочется выпить в ее честь!
Он с картинной торжественностью провозгласил тост за самую красивую даму в Ливенфорде и некоторое время молчал, погрузившись в блаженные размышления о Нэнси. Ему хотелось поговорить о ней, похвастать ее прелестями, но что-то мешало ему, и когда он, сведя брови, стал рыться в памяти, ища объяснения этой своей невольной сдержанности, его вдруг точно озарило: он понял, что не может свободно говорить о Нэнси, потому что она не жена ему. При этой неожиданной догадке он мысленно выругал себя за такое упущение. «Эх, — пробормотал он про себя, — нехорошо ты поступал, Броуди! Надо было раньше подумать об этом». Он с сожалением покачал головой, снова отхлебнул из бутылки, чтобы привести в ясность мысли, и, охваченный глубоким волнением по поводу прискорбного положения Нэнси, прошептал с пьяной слезливостью: «Пожалуй, сделаю это! Ей-богу, сделаю это для нее!» Он готов был сам себе пожать руку, приветствуя это внезапно принятое им благородное решение сделать из Нэнси честную женщину. Конечно, она стояла на не слишком высокой ступени социальной лестницы, но не все ли равно! Его имя покроет все, покроет их общий грех, а женившись на ней, он одним этим великодушным жестом надежнее привяжет Нэнси к дому, оправдает себя в глазах всех и навсегда положит конец тем грустным и пытливым взглядам, которые, как он замечал порой, бросала на него Несси. Он стукнул кулаком по столу и воскликнул: