— Нет, моя радость, ты не должна…
Но было уже слишком поздно. Он сорвался. В последнюю секунду вернулось нечто напоминавшее здравый смысл. И ему удалось выйти из нее как раз вовремя, чтобы излить свое семя ей на бедро.
Жестокие судороги освобождения сотрясали его, казалось, целую вечность. Эдисон закрыл глаза, сжал зубы и отдался изнуряющему наслаждению. Когда все кончилось, он обмяк среди груды зеленого шелка. В воздухе висел густой запах иссякшей страсти.
Стоукс почувствовал, как карета дернулась и остановилась перед домом леди Мэйфилд.
» Вот тебе и сказка «, — мрачно подумала Эмма.
Когда несколько минут спустя она шла впереди Эдисона в библиотеку, она все еще ощущала нереальность произошедшего. Она радовалась, что Летти еще не вернулась, а домашняя прислуга, к счастью, улеглась спать. Так что никто не мог заметить ее измятое и запачканное платье, растрепанные волосы и, как она подозревала, весьма странное выражение лица.
Эмма знала, что выглядит ужасающе. Совсем не так, как, по ее представлению, должна выглядеть женщина после занятий любовью с мужчиной, которого она ждала всю жизнь.
Разумеется, до этого вечера она не знала, что Эдисон и есть тот самый мужчина. По правде говоря, события развернулись совсем не так, как в ее грезах. Ни тебе возбуждающих ухаживаний, ни роз, ни уверений в вечной любви. Ни разговоров о будущем.
» Что поделать! — думала она. — Когда зарабатываешь себе на жизнь трудом, нельзя ждать, что все пойдет, как в книгах «.
Она угрюмо смотрела, как Эдисон разжигает огонь. Стоукс снова выглядел элегантно.
До чего же несправедливо, что он так быстро и с такой небрежной легкостью приводит себя в порядок. Даже не потрудился снова повязать галстук, но все равно выглядит безупречно. Никто из ее знакомых не смог бы с таким апломбом выбраться из жестокой схватки и вспышки страсти.
Эдисон отряхнул руки, выпрямился и повернулся к ней. Выражение его глаз было тревожно-серьезным.
— Мы должны поговорить, — сказал он.
Этот его слишком спокойный тон встревожил Эмму.
— Да, конечно.
Стоукс шагнул к ней и остановился.
— Эмма, я не знаю, с чего начать.
Великий Боже, он хочет извиниться! Надо его остановить. Чего она не перенесет, так это извинений. Боязнь услышать, как он сожалеет о случившемся, заставил девушку неловко отступить. Она наткнулась на письменный стол Летти. Сумочка, все еще висевшая у нее на запястье, глухо ударилась о панель красного дерева.
Эмма внезапно вспомнила о ее содержимом.
— Да, — сказала она. — Да, конечно, мы должны поговорить. Я так рада, что вы мне напомнили, сэр. — она поспешно открыла сумочку и вытащила тугой рулон афиш и бумаг. — У меня еще не было возможности показать вам, что мне удалось спасти из огня.