Самый короткий путь к отелю лежал через сак, шумный, пахучий, переполненный народом, потный, чудесный базар бывший центром жизни Багдада задолго до самого Гаруна аль Рашида. Он был опасным местом для посторонних, там легко можно было потеряться, а еще легче потерять свой бумажник. Но Дэнни проходил через него много раз и все знали что он редко носил в кармане больше нескольких филей.
И все же люди убивали и за несколько филей — или за меньшее.
Под высокими сводчатыми арками базара было прохладней. Даже там где над улицами не повисли крыши из камня или цветного стекла, от дневного солнца и жары защищал драный брезент. Но грязные улицы воняли мочой и скотским навозом.
Толпы казались реже обычного. И тише.
Намаз, сказал себе Дэнни. — И большинство людей идет домой ужинать.
Все лавки как обычно стояли открытыми. Они никогда не закрывались. Лавочники ели там, где сидели или поднимались ненадолго наверх где их кормили невидимые жены. Дэнни шел по узкой, извилистой улице чеканщиков, бессознательно шагая в такт с вечным стуком молотков выбивающих свой оглушительный ритм. Каждая лавка выставляла свой товар на улице. На этих выставках господствовали огромные мелкие кофейники примерно одиннадцать с половиной литровые гум-гумы.
Все нищие находились на своих обычных местах, на каждом углу, у каждой стены, старые и молодые сидели в грязи и их негромкие, гундосые мольбы дать милостыню во имя Аллаха, звучали словно плохого качества магнитофонная запись.
Трупов на улице почти никаких, заметил Дэнни. Один из редких дней. И обычных шаек детей нигде не видно. Обыкновенно они кишели возле каждого иностранца по теории что все иностранцы богатые. Они клянчили сигареты или монеты, предлагали быть тебе гидом, телохранителем, сводной шлюхой. Теперь их недоставало.
Это заставило почувствовать беспокойство, словно в мосту из многих ферм отсутствовала одна опорная балка. Ты может и не заметишь с первого взгляда этого несоответствия, но знаешь что тут что-то не так.
На углу улицы торговцев фруктами танцевала цыганка. На том же углу располагалась неизбежная чайхана, одна из тех куда любил заходить Дэнни. Поэтому он вытащил шаткий стул и сел за один из уличных столиков.
Девушка была молодая, не больше пятнадцати лет, и если она обладала фигурой женщины, то та хорошо скрывалась под развевающимися складками ее дишдаша. Но лицо ее было не прикрытым чадрой и прекрасным в тот страстный мимолетный миг между детством и зрелостью.
Она тряслась и кружилась, танцуя босиком на грязной улице под пронзительные звучания единственной деревянной флейты на которой играл еще более юный подросток, сидевший скрестив ноги у стены чайханы. На другой стороне улицы стояли и смотрели полдюжины людей. За уличными столиками не сидело никого кроме Дэнни.