— Все в порядке, Джек? — не выдержав, спросил он.
Тот быстро сунул руку в карман своего «Великого Иосифа» и вытащил маленькую белого цвета фаянсовую баночку.
Тобиас с испугом посмотрел на дрожащие руки Мэггса, но какая трагедия произошла за черной дверью, он так и не узнал. Мэггс снова спрятал баночку в карман своего пальто.
— Я не могу сегодня представить вашего сына, Джек. Вы меня понимаете?
— Но вы сделаете это завтра, Тоби?
— Да.
— В котором часу утром вы сделаете это, Тоби?
— В десять утра, — уверенно ответил Тобиас.
— А вы не могли бы до этого послать ему мои письма? Ему будет полезно прочитать их, прежде чем мы с ним начнем разбираться с нашей историей.
— Я ничего не могу сделать до десяти утра.
— Вы достаточно хорошо знаете меня, Тобиас, чтобы решиться снова врать мне, — заметил Джек Мэггс.
— Я знаю цену расплаты.
Они молчали всю дорогу до Лембс-Кондуит-стрит, и тут Тобиас понял, что Джек Мэггс намерен выйти из экипажа вместе с ним.
— Джек, мне кажется, что история с леди касается только одного меня. В таких делах не требуется посторонней помощи.
— У меня есть свое дело в вашем доме, Тоби.
— Но это личное дело, Джек. Вы должны верить мне. Я не сбегу, ручаюсь.
— Во-первых, мы должны сжечь содержимое жестяного ящика… — Джек Мэггс открыл крышку фаянсовой баночки и держал ее в руке так, чтобы было видно ее содержимое.
Прежде чем они покинули экипаж, Тобиас успел заглянуть в баночку, надеясь увидеть белые пилюли, какие легко мог себе представить, но вместо них он увидел странные и антисанитарные на вид кусочки чего-то, по цвету напоминавшего виргинский табак.
Генри Фиппс всегда ужасно боялся грома, боялся настолько сильно, что в те далекие дни пребывания под опекой его воспитатель построил немало хитроумных фортификаций, чтобы умерить этот страх.
Его воспитатель по имени В.П. Литлхэйс (тот самый, чье имя упоминалось в известном деле доктора Уолластона), тщательно продумал план создания башен и рвов на той четверти акра лугов, которые примыкали к их коттеджу в Грейт-Миссендене. Насколько создание этого лабиринта было ценным с педагогической точки зрения, можно было судить по тому, что Генри так и не узнал ничего полезного о природе стихий. Что же касается знаний об их магической силе или воздействии, то это оказалось и вовсе ничтожным: молния дважды попадала в ствол старого дуба, стоявшего в центре этих сооружений.
У Виктора Литлхэйса была нежная и беспокойная душа, и если говорить правду, он был весьма суеверен, когда речь шла о том, что есть молния. Несмотря на курс его лекций о Законах природы, большая часть его объяснений таких природных явлений, например, как молния, сводились к тому, что это падшие грешники, предстающие во всей своей наготе пред мстящим всевидящим Богом. Единственным утешением, которое учитель мог дать своему юному ученику, своего рода моральной колыбелью, было тепло и уют его веснушчатых рук. Но Генри Фиппс и этого вскоре лишился. В канун дня рождения, когда ему исполнялся двадцать один год, Виктор Литлхэйс внезапно и необъяснимо исчез из его жизни.