– А что же здесь постыдного? – удивилась Долли. – Вы ведь лишь составили компанию одинокой девочке на Аляске. А там лишь снега.
Судья Кул сжал в кулак руку, и самородок исчез в его ладони.
– Да не то чтобы они упоминали мне об этом случае… просто как-то ночью я услышал, как мои сыновья и их жены обсуждали между собой, что со мной делать… Наверняка они отследили мои письма и прочли их – ящики в моем комоде не имеют замков, с чего бы в собственном доме запираться, – и они нашли письма… И что они подумали… – Судья слегка шлепнул себя по голове.
– Я тоже как-то раз получила письмо. Коллин, налей-ка мне попробовать, – сказала Кэтрин, указывая на бутыль с вином. – Да, именно письмо. Один раз. Оно у меня до сих пор сохранилось где-то, и я все до сих пор думаю, кто же мне его написал? Знаете, что было там: «Привет, Кэтрин, приезжай в Майами, и мы поженимся. С любовью, Билл».
– Кэтрин, мужчина предложил тебе брак, и ты мне никогда об этом не говорила?!
Кэтрин пожала плечами:
– Вот и судья говорит, что мы ничего друг другу не говорим. Кроме того, знавала я несколько таких по имени Билл – никто из них не стоил того, чтобы за них выходить замуж. Но что меня до сих пор волнует, так это – кто же из этих Биллов написал мне ту писульку? Просто интересно, поскольку это первое и последнее письмо в моей жизни. Это мог бы тот Билл, что покрыл мою крышу, но тогда я уже была старой. Тот Билл, что распахал мне сад – это было аж в 1913, хорошо управлялся с плугом. Был еще один Билл, что починил мне курятник, он потом устроился куда-то, вот он-то, наверное, и написал мне письмо. Или же другой Билл, а нет – то был Фред. Какое вино хорошее, Коллин.
– Наверное, и я глотну, – сказала Долли. – А то Кэтрин уж слишком меня…
– Хммм, – неодобрительно отозвалась Кэтрин.
– Если бы вы говорили помедленнее или жевали бы поменьше, – судья Кул полагал, что Кэтрин жует табак.
Тем временем Райли как-то отделился от беседы, он сидел, сгорбившись, всматриваясь в темноту, где пронзительно вскрикивала какая-то пташка.
– Вы немного не правы, судья, – сказал он.
– А в чем же, сынок?
На лице Райли прочитывалось беспокойство.
– Когда вы говорите о том единственном человеке и проблемах… У меня нет никаких проблем. У меня нет никаких неприятностей. Я ничто, и у меня ничто. Я все думаю, а что мне осталось? Охота, машина, дурака повалять? И меня страшит эта мысль: неужели это все, что мне отведено?! Еще: у меня нет чувств, кроме тех, что я питаю к своим сестрам, – но это не то совсем… Вот, к примеру: я водился с одной девушкой из Рок Сити почти год. Где-то неделю назад на нее что-то нашло, и она спросила, где твое сердце, Райли, еще она сказала, что если я ее не люблю, то она скоро помрет. Ну я и остановил машину прямо на железнодорожном полотне и сказал, ну что ж, давай посидим здесь, а полуночный экспресс подойдет минут через двадцать… Так мы и сидели, не отводя глаз друг от друга, и я не чувствовал ничего, кроме…