Я стояла в лесу на краю заросшего желтыми цветами пруда. Вечерело, от воды тянуло прохладой. Я спустилась к самому берегу и уселась на камень, обхватив коленки. На мгновение мне показалось, что из воды на меня смотрят какие-то странные глаза – огромные, глубокие, как бездна в ночи, и о четырех зрачках каждый. Потом иллюзия исчезла. Я сидела, глядя в темнеющую глубину, смутно вспоминая, что когда-то и где-то уже сидела подобным образом и пыталась решить, что же мне делать дальше...
2231 год от В. И. 22-й день месяца Собаки. Таяна. Гелань
Алый с темно-красными прожилками лист, танцуя свой первый и последний танец, медленно спускался к мощеному двору. Герцог Шандер, изогнувшись с рысиной грацией, поймал лепесток осеннего пламени и, смеясь, вплел в медные кудри Ланки. Дочь Марко ответила ему обожающим взглядом.
– Не жалеешь о своих рубинах, кицюня[144]?
– Нисколечко, – тряхнула головой герцогиня, – ничего хорошего они мне не принесли, да и всем остальным тоже. Пусть ими монашки утешаются, у них в жизни только это и остается...
– Орка рыжая! – счастливо засмеялся Шандер. – Как это не принесли?! Мы живы, мы вместе, а все остальное... – Шани задумался, но ничего более умного, чем старая сентенция Жана-Флорентина, в его голову не пришло, – а остальное – вода...
– Ага, – легко согласилась Ланка, пытаясь поймать еще один кружащийся кленовый листок.
На крепостном дворе было тихо, слепящее солнце озаряло ставшие ослепительно-белыми стены, разноцветные плети дикого винограда, карабкавшиеся по шпилям, пожелтевшую траву, пробивающуюся между каменными плитами. Ласточки еще не улетели и черными искрами проносились над самой землей, к вечеру, видимо, должен был пойти дождь. Ланка наконец поймала свой лист и теперь несла его Шандеру на широко раскрытой ладони. Жизнь была так чудесна и щедра, какой только она одна и может быть. И в этот миг сердце герцога Таянского застонало от неожиданной отчаянной боли. Ощущение было мгновенным, но не правдоподобно, немыслимо острым, он словно бы услышал крик, исполненный безысходного, непередаваемого отчаяния.
Наваждение оставило его столь же стремительно, как и накатило, но Ланка что-то заметила. Во всяком случае, она тут же оказала рядом, обхватив любимого не по-женски сильными руками.
– Что с тобой?
– Со мной, – кривовато улыбнулся Шани, – со мной все замечательно. – Он привлек ее к себе. Какое-то время они стояли, обнявшись, затем он тихо сказал:
– Помнишь, ты как-то сказала, что Герика вечно занимает твое место?
– Говорила, – подтвердила женщина, – я тогда была дурой, – она подумала и решительно добавила: