В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря (Каллахэн) - страница 62

Незадолго перед тем, как навсегда расстаться с «Наполеоном Соло», я прочел роман Роберта Руарка «Покончить с бедностью». Его герой слышит в детстве от своего деда совет, который звучит приблизительно так: «Я знаю, что мне скоро помирать. Не будем из-за этого разводить сантиментов. Это неважно. Но взгляни на своего отца. За всю жизнь он никогда ни разу не рисковал. Ну и до чего он докатился. Ты так не поступай. Не бойся жизни, дай ей хорошего пинка. Пускай она у тебя попляшет!» Куда уж мне пинаться, когда меня и так ноги еле держат. Вот я попробовал рискнуть, и вот куда меня это привело! Нахального бродягу спихнули под откос. Тем не менее надо изо всех сил держаться выбранного курса, пока не доберешься до тихой пристани. Однажды, когда мне было шестнадцать лет, у меня началось заражение крови и я чуть было не потерял ногу. Но вместо того, чтобы ее оплакивать, я сказал себе, что ведь у меня как-никак имеются еще ясная голова, крепкие руки и одна здоровая нога.

Вокруг меня разложено то, что осталось от «Соло». Все мое снаряжение находится в надлежащем порядке, системы, необходимые для обеспечения жизни, функционируют, четко установлены приоритеты, и здесь недопустимы никакие нарушения. Каким-то образом мне удается подняться над смятением, болью и страхом. На этом крошечном суденышке, идущем через коварные воды, я твердо стою на капитанском мостике. Я справился с неразберихой, возникшей после потери яхты, и добыл в конечном счете себе пищу и питьевую воду. Я победил смерть. Сейчас у меня есть выбор: вести свой корабль к новой жизни или отказаться от борьбы и спокойно ждать конца. Выбираю из двух возможностей первую: лучше барахтаться из последних сил, чем сдаться без сопротивления.

Дневной зной в самом разгаре. Палящее солнце над головою поджаривает мою пересохшую кожу. Выжимаю на себя морскую воду из губки и жду, пока маленькие лужицы во впадинах моего тела не высохнут. Я отдыхаю, лежа на боку, чтобы заживали ссадины на спине и на груди, и воображаю себе, что валяюсь на антигуанском пляже. Через мгновение я поднимусь на ноги и схожу за стаканом холодного ромового пунша — торопиться мне некуда, а я и не спешу.

Сверху на тенте сушатся разложенные под жаркими лучами рыбные ломтики. Они так и блестят на солнце, до того жирные. Сверху они уже приобрели золотистый оттенок. Их пряный и солоноватый вкус напоминает колбасу самого лучшего сорта.


21 февраля,

день семнадцатый

КАЖЕТСЯ, ДЕЛА ПОШЛИ НА ПОПРАВКУ. ВОТ уже два с половиной дня не было ни одного акульего набега. Утренние и вечерние штурмы, которые регулярно продолжают предпринимать дорады, стали не такими свирепыми — либо это действительно так, либо я меньше стал обращать внимания. После вчерашней жары хлынул ливень. Я подставлял под струи дождя широко раскрытый рот, как делал это в детстве, когда шел снег. Дождь смочил лицо, а в моем универсальном ящике собралось шесть унций пресной воды. Запас воды у меня опять пополнился. Заметив издалека приближающийся шквал, я вытащил из воды волочащийся за кормою линь и подставил его под дождь, чтобы отмыть прицепившихся к нему рачков. Отскоблив ножом три-четыре унции этого морского деликатеса, я залил их дождевой водой все в том же пластмассовом ящике: получилась похрустывающая на зубах похлебка. В моем воображении навязчиво маячит конкурент макдональдовского гамбургера — четвертьфунтовый бутерброд с мясом морских уточек. В пластиковый пакет с остатками изюма попала морская вода. Отсыревшее содержимое теперь мало чем напоминало обычный изюм, однако я съел его на десерт; этим закончился сегодняшний банкет, на котором были прикончены последние остатки припасенных на суше продуктов.