После этого он сел в машину, Лысый грустно поглядел на меня в последний раз и тоже плюхнулся на сиденье. Я проводила их глазами и вдруг почувствовала, что вполне могу разогнуться. Ну надо же, нет чтобы минутой раньше, я бы этому Ваське все про него самого рассказала, а теперь уж поезд ушел.
Впрочем, ушел он недалеко. Отъехав, наши убийцы остановились возле домика администрации и, посовещавшись, зашли в него.
— Можно еще разок попытаться влезть к ним в багажник, — предложил Васька, тоже проследивший за машиной. — Багажник-то они так и не закрыли.
Рты пораскрывали от изумления и про багажник забыли. Ловко я нас выручил?
Я в свою очередь открыла рот и издала нечленораздельный звук.
— И знаешь, что я заметил, — не дождавшись от меня благодарности, произнес Васька, — на водительском месте сидел Лысый. Стало быть, и машина принадлежит Лысому, чего же Толстый врал тем парням со стройки, что «Волга» его?
— Может, он у него шофером работает, — предположила я, но Васька высмеял мою версию.
— Где ты видела, чтобы у людей, которые ходят в тапочках, таких, что были у нашего дедушки, есть деньги наличного шофера, — сказал он.
— Однако машины покупать у него деньги есть, — возразила я, показывая на Толстого, который усаживался в немного помятую желтую «шестерку», которую он прикупил на рынке.
Лысый сел за руль «Волги», и мимо нас проследовал кортеж из двух машин.
— И что нам теперь делать? — расстроился Вася. — Они уехали, и нам их не догнать. Предлагаешь вернуться к тем гаражам и подождать их?
Ничего такого я и не думала предлагать. Напротив, мне хотелось как можно скорее вернуться в наш палаточный городок.
— Ничего-то мы не узнали, — грустно признала я. — Только время потеряли, надеюсь, Андрею повезло больше.
* * *
Андрей сидел в гостях и чувствовал, что больше никогда в жизни в рот не возьмет домашней выпечки. При мысли же о чашке крепкого чая его просто начинало мутить. За последние два часа он выпил их столько, что противный чай булькал где-то в горле, а ломтики лимона плавали в нем и неприятно толкались. Булочки же осели на дне желудка совершенно неперевариваемым комом. Андрей сильно сомневался, что каким-то чудом сумеет довести до сознания словоохотливой старушки тот факт, что ему уже давно пора уходить. С другой стороны, он отлично понимал, что из-за всей этой плещущейся в нем жидкости сделать это будет не так-то просто.
Когда Андрей еще мог легко передвигаться, он обошел квартиру Суреныча вдоль и поперек и ничего предосудительнее неприличных журналов в комнате Фимы не обнаружил. Надо было сразу после этого отправляться к входной двери, авось старушка выпустила бы его. Сейчас же Андрей уже всерьез подумывал о том, чтобы придушить старушку, ее спас звонок в дверь, который Фимина бабушка, впрочем, все равно не услышала.