— Ты выглядишь усталой, Касс.
Это означало — старой. Так, впрочем, и есть, подумал Дан без малейшего сочувствия. Никому не приходило в голову задумываться над тем, сколько лет Касс, но сегодня она выглядела на все свои пятьдесят два — пятьдесят три? — года, если не больше. Ее обычно румяное лицо побледнело и осунулось, а снежно-белая копна волос, всегда напоминавшая пышную хризантему, сегодня походила на привядший пучок салата. Под глазами залегли тени, а на переносице остались от очков красноватые вмятины. Она снова принялась грызть ногти. Да, подумал он в предвкушении удовольствия, дом, милый дом.
— А где он сейчас? — спросил Дан.
— Наверху. Хочешь взглянуть на останки? Уверяю тебя, они совершенно целы.
Дан пожал плечами.
— Спасибо, нет. Я предпочитаю помнить, каким он был.
На него взглянули чистые синие глаза Касс.
— Видит Бог, у тебя есть резоны.
Ответом ей был ледяной взгляд.
— Кстати, как ты узнала, где я? — спросил он небрежно.
— Перестань… ты прекрасно знаешь, Ричард всегда знал, где ты… и чем занимаешься — в частности, в твоем доме в Вирджинии (не думай, что я не оценила ироничности названия). Следить за тобой — да и за всеми — входило в мои обязанности.
Его губы раздвинулись в улыбке.
— Вот почему ты так рьяно их исполняла.
Он рассмеялся, увидев ее реакцию, и пропел приятным баритоном:
— Но времена прошли…
— Вот это меня и беспокоит, — произнесла Касс с горечью.
А меня — нисколько, подумал Дан, с удовольствием глотнув превосходного кофе.
Получив телеграмму и решив, что это отказ кого-то из приглашенных приехать, он сунул ее в карман, занятый другими, более важными делами — наподобие старого, с зернью, черно-белого немого кино, повествовавшего о том, как испуганного десятилетнего мальчишку насиловал верзила необъятной толщины. И до самого конца фильма, когда раздался смех и аплодисменты, Дан не вспоминал о телеграмме. Его партнер, сидевший рядом, не сводил с него взгляда.
— Что, плохие известия?
— Умер мой отчим.
Дан прочитал в глазах молодого человека не только сочувствие, но и острую зависть.
— «Король» Темпест? Господи, какая жалость… да, это был человек… последняя живая легенда.
А теперь мертвая, злорадно подумал Дан. Умер!
Обуреваемый восторгом и торжеством, он смял телеграмму. Умер!
— Мне надо ехать.
— Боже мой, Дан! — в голосе юноши слышалась паника. — Ты же не бросишь меня им всем на потребу!
Несколько голов с любопытством повернулись в их сторону. Дан потянул юношу к огромным, во всю стену окнам, за которыми открывался изумительный пейзаж: серебристый пляж, отливавшая серебром поверхность моря, безоблачное серебряное небо. Шторы не были нужны. На острове стоял только один дом, который был куплен именно за свою уединенность.