— Я уверен, никто не обратит на нее особого внимания, и она умеет вести беседу!
Нельзя допустить, чтобы девушка ее воспитания питалась в одиночку, запершись в своей комнате! Ведь не может же она обедать с простой прислугой?
— А ты что думаешь, Присцилла? — спросил отец вновь повергая меня в изумление тем, что впервые в жизни спросил моего мнения. Я так смутилась, что не смогла найти какого-либо ответа.
— Пусть она присоединится к нам, — продолжал он, — а там посмотрим, что будет!
Вот слуги удивятся — человек, стоящий лишь самую малость выше их по своему общественному положению, обедает вместе с членами семьи! Да, Нулленс и Филпотс будет о чем поболтать! Отчего это вдруг мой отец стал тратить свои силы сначала на мое образование, а потом на всякие удобства для моей воспитательницы? Это было загадкой. Я бы изменила самой себе, если перестала бы ломать над этим голову. То, что с приездом Кристабель Конналт в дом войдут перемены, я знала твердо.
В течение следующих нескольких дней Кристабель была объектом пристального внимания всего дома. Салли Нулленс и Эмили Филпотс только и делали, что обсуждали ее, да и другие слуги мало чем от них отличались. Но больше всего времени с ней проводила я и постепенно начинала узнавать ее, что было не так легко сделать, — мое мнение о ней менялось час от часу. То я думала о ней как о самонадеянной особе, то вдруг в ней проскальзывала какая-то уязвимость. Временами мне даже казалось, будто она затаила на нас обиду. Все крылось в ее предательском рте, который, выражая чувства хозяйки, слегка изгибался в уголках.
Но насчет ее эрудиции и способностей к преподаванию сомнений не возникало: преподобный Уильям Конналт, видимо, хорошо позаботился об этом. Она обучалась вместе с сыновьями местного сквайра и, думаю, приложила немало усилий, чтобы держаться с ними на равных.
Кое-что в Кристабель я поняла почти сразу: она хотела быть не просто наравне с кем-либо, но обязательно лучше! Думаю, во многом тому была причиной бедность ее семьи.
Сначала мы стеснялись друг друга, но я твердо решила справиться с неловкостью, в чем действительно преуспела, но в основном потому, что она считала меня невежественной! Как оказалось, мой отец, в самом деле, был прав, и останься я на попечении Эмили Филпотс, я так бы и вошла в мир взрослых молоденькой невежественной леди.
А сейчас все менялось. Мы изучали латынь, греческий, французский языки и арифметику, в чем я совсем не блистала. Но вот в литературе я разбиралась неплохо. Посещения Харриет пробудили во мне интерес к пьесам, и я могла цитировать наизусть целые отрывки из Шекспира. Харриет, несмотря на то, что давно ушла со сцены, увлекалась постановкой небольших пьесок, а все мы, когда гостили у нее, становились в них актерами.