Когда он отнял свои губы, чары рассеялись, и она наконец получила свободу.
Задохнувшись от ужаса, она дрожащими руками оттолкнулась от его груди и, испуганная до умопомрачения, повернулась и бросилась бежать.
Он стоял не шевелясь и долго смотрел ей вслед — вот ее шарф блеснул в последний раз…
Потом была только темнота, и он ее больше не видел.
Добравшись до каюты, Орисса осторожно прикрыла за собой дверь и, бросившись на койку, зарылась лицом в подушку.
Такого не могло произойти… это не могло быть правдой! Как он посмел вести себя так… или она сама позволила ему это?
Ответ она знала так же ясно, как если бы он ей сказал его.
Безусловно, он узнал ее! И сделал соответствующие выводы! Увидев ее на улице Королевы Анны, он, как она и ожидала, вообразил именно то, что придет в голову любому мужчине, знающему, что она провела ночь в комнате Чарльза.
Щеки Ориссы пылали, когда она думала, что ни один джентльмен не станет вести себя так фривольно с девушкой, которую считает целомудренной и респектабельной.
Но завести интрижку с замужней женщиной, у которой супруг в Индии, а любовник в Лондоне, — почему бы нет?
Ей пришлось признать, что она сама же и навлекла на себя эту беду. Рассуждая об одиночестве, она имела в виду свою душу, а он подумал — тело.
Вспоминая их разговор, она понимала: майору Мередиту, считавшему ее падшей женщиной, изменившей своему мужу, покажется непостижимым, что она не в восторге от его ухаживаний, не наслаждается его флиртом или не жаждет чего-то большего, если вдруг представится такая возможность.
— Какой стыд! Какой позор! — шептала Орисса в подушку.
Она знала: ей некого винить в том, что произошло, кроме, может быть, мачехи, вынудившей ее искать убежища у брата.
Однако могла ли она предвидеть, что из всех кораблей, отплывающих в Индию, майор Мередит предпочтет «Дорунду», или то, что, сопровождая леди Кричли, она не сможет избегать встреч с ним.
Ей бы раньше стоило догадаться, что эти пронзительные серые глаза нельзя обмануть.
Опять и опять вспоминая случившееся на лестничной площадке пансиона Чарльза, она все же надеялась, что, поскольку газовый рожок был позади нее, ее лицо, скрытое в тени, останется неузнанным.
Она и помыслить не могла, что он запомнит ее фигуру, плавность ее движений, черноту ее волос.
— Глупейший самообман, — корила себя Орисса. Она не в силах была ничего придумать, ничего, что бы объяснило ее поведение.
Но вот что ей нужно было сделать непременно, так это объяснить самой себе, почему губы майора Мередита лишили ее воли настолько, что она даже не попыталась освободиться, пока он сам не позволил ей этого.