Когда они уезжали в Лондон, графиня не взяла с собой ни одного из своих легких ситцевых платьев: в Лондоне их вряд ли можно было бы носить, к тому же они вышли из моды.
«Надену одно из маминых платьев, — решила Грэйния. — А потом начну наводить порядок, чтобы дом выглядел как прежде».
Из гостиной она поднялась по изысканно красивой закругленной лестнице на площадку, куда выходила дверь центральной комнаты, отделанной специально для ее матери.
Ребенком Грэйния по утрам, прежде всего, устремлялась в эту комнату, едва только цветная служанка, которая ухаживала за ней, успевала ее одеть.
Мать полусидела в постели, откинувшись на отделанные кружевом подушки с прошвами, в которые были продеты ленты под цвет ее ночной рубашки.
— Ты такая красивая в постели, мама, что можешь пойти на бал, — сказала однажды Грэйния.
— Я хочу выглядеть красивой для твоего папы, — ответила на это мать. — Он очень красивый мужчина, дорогая моя, и ему нравится, когда его жена тоже красива и следит за собой. Ты должна запомнить это.
Грэйния запомнила и знала, что отец очень гордится ею, когда берет с собой в Сент-Джорджес и его друзья ей говорят комплименты и утверждают, что когда она вырастет, то станет первой красавицей на острове.
Грэйния в мыслях всегда связывала отца со всем красивым и теперь спрашивала себя, как он может одобрять ее брак с человеком уродливым и внешне и внутренне.
Она открыла дверь спальни и еще раз удивилась тому, что ставни на больших окнах, занимающих всю стену, открыты.
Она увидела за окнами пальмы на фоне неба, сиявшего золотом.
В комнате стоял аромат, навсегда связанный у нее с матерью, — нежный запах жасмина, белые звездочки которого распускались в саду круглый год.
Графиня сама извлекала из растений эссенцию для своих духов; Грэйния так живо представила себе мать, что инстинктивно посмотрела в сторону кровати, словно ожидая увидеть откинувшуюся на подушки знакомую фигуру.
Но тут она замерла, будто приросла к месту, широко раскрыв глаза и не веря им.
Вовсе не ее мать, а незнакомый мужчина лежал в кровати, откинувшись на белые подушки.
На секунду она подумала, что это просто игра воображения. Потом, как будто стало светлее, она совершенно ясно и безошибочно увидела голову мужчины на материнской подушке.
Постояла немного в сомнении: уходить или оставаться.
Но мужчина, казалось, даже во сне ощутил ее присутствие: он пошевелился и открыл глаза. Некоторое время он и Грэйния молча смотрели друг на друга.
Мужчина был хорош собой — пожалуй, его можно было бы назвать красивым.
Темные волосы откинуты назад с широкого лба, черты чисто выбритого лица правильны и четки, темные глаза несколько секунд глядели на Грэйнию сонно и с недоумением.