Позже они снова катались верхом. Лорд Брикон прекрасно знал здесь все места и показал Каролине малоизвестную большую, поросшую травой дорогу, по которой они мчались галопом; тихий лес, где можно было побродить; у маленькой речушки они отпустили лошадей напиться, а сами сидели, беседуя, на берегу, золотистом от лютиков.
Наконец, солнце начало опускаться между далекими холмами, и на землю легли длинные тени.
— Пора поворачивать к дому, — сказал лорд Брикон. Каролина вздохнула.
— А это обязательно? — спросила она, и он кивнул.
— Что, если мы убежим, как Харриет и Томас Страттон? — сказала она. — Исчезнуть для всех, кто нас знал; для всех, кого мы знали, — разве это не блаженство?
— Еще, какое блаженство, — согласился лорд Брикон. — Только, Каролина, ты и сама знаешь, это невозможно.
Каролина вздохнула. Она поняла, хоть он и выразился очень коротко: куда бы они ни отправились, как бы ни открещивались от своих обязанностей и положения в обществе, мысль о Кэсси всегда будет преследовать их.
Когда они подъехали к замку, уже опускались сумерки. Каролина устала, но была довольна и счастлива, отчего все вокруг, даже темные башни, казалось не таким страшным.
Словно ее заполнило золотое сияние дня, так что на какое-то время не осталось места страхам и тревогам, которые — она это знала — ожидали ее.
По ступеням она поднялась ко входной двери и взглянула на лошадей, которых уводили в конюшню. Затем порывисто взяла лорда Брикона за руку.
— Мы поужинаем вместе, — сказала она очень тихо. — Наш день еще не кончился.
— Что, если мы вдвоем поужинаем у тебя в будуаре? — спросил он.
У Каролины заблестели глаза.
— А можно? — выдохнула она.
— Мы можем делать все, что захотим… сегодня, — ответил он.
— Тогда давайте пообедаем вдвоем, милорд, — прошептала Каролина. Она быстро прошла через холл и поднялась по лестнице, словно боялась, как бы что-нибудь в замке не пробудило ее от счастливого сна и не заставило вновь увидеть отвратительную действительность.
В спальне ее ждала Мария.
— Ох, миледи, ну и дела! Только вы уехали, как прибыл викарий и заявил, что хочет видеть его милость. Миссис Миллер разговаривала с ним в холле, и мне удалось услышать весь их разговор.
— И что сказал викарий? — поинтересовалась Каролина.
— Он был ужасно раздражен, миледи, потому что нашел письмо мистера Страттона к мисс Уонтидж.
— Как это похоже на Харриет — оставить на видном месте такую явную улику! — воскликнула Каролина.
— Вот и я так подумала, миледи, — согласилась Мария. — «Моя дочь погублена! — бушевал священник. — И я утверждаю, что его милость несет прямую ответственность за подлое поведение бездельника, которого он называет другом!» — «Что вы, сэр, — ответила ему миссис Миллер. — Если мистер Страттон и увез вашу дочь, то здесь вина не его милости, а ее милости. Ибо она довела мистера Страттона до того, что он объявил себя ее рабом — я слышала это собственными ушами, — а потом отвернулась от него, и в порыве отчаяния, а может, ей назло, он убежал с мисс Уонтидж». — «О Боже! — закричал викарий. — Так вы говорите, что он даже не влюблен в мою дочь? Это уж слишком! Я отправляюсь в погоню и, когда я их настигну, отстегаю этого мерзавца так, что он взмолится о пощаде. Что же до моей дочери — она тоже за это ответит!» С этими словами он натянул свою шляпу и ушел, даже не попрощавшись с миссис Миллер.