Маркиз прошел через комнату и встал спиной к камину, который не топился летом и потому был заполнен цветами.
Гермия все смотрела на него, пока он не сказал:
— Я вижу, что вы расстроены чем-то. Может быть, вы сядете и расскажете мне об этом?
Гермия села на край стула, сложив руки. Она смотрела не на маркиза, а на цветы позади него.
Переждав момент, он многозначительно сказал:
— Я жду!
— Я… я не знаю, как… выразить то, что я… хочу сказать… словами, — сказала, запинаясь, Гермия.
Наступила небольшая пауза, прежде чем маркиз произнес:
— В таком случае, я могу предположить, что вы хотите сказать мне, что вы влюбились.
Кто же этот счастливчик?
Он с подчеркнутой медлительностью растягивал слова. Кроме того, в его голосе слышались те же сухие циничные ноты, которых она не слышала уже давно.
— Нет… нет, — быстро начала она, — это совсем не… то! Это касается не меня… по крайней мере не таким образом, как вы… предполагаете.
— Тогда я должен извиниться. Я подумал, что вы, возможно, хотите, чтобы я дал вам свое согласие — в отсутствие вашего отца — выйти замуж за одного из тех молодых людей, которые так пылко увивались вокруг вас прошлым вечером.
Потому, что он смеялся над ней, и потому, что это, по непонятной причине, ранило ее, Гермия еще крепче сжала свои пальцы и сказала еле слышным голосом:
— П-пожалуйста… вы делаете для меня… очень трудным… произнести то, что я хотела… сказать.
— Я вновь приношу свои извинения, — сказал маркиз. — Я жду и буду слушать, не, гадая больше, что вы хотите сказать мне.
— Я уверена, что вы подумаете, что это… ужасно с моей стороны… — запиналась от нерешительности Гермия, — и поэтому… я… боюсь говорить.
— Бояться — это так не похоже на вас, Гермия, — ответил маркиз. — Я всегда думал, что вы исключительно храбрая.
Улыбнувшись своей кривой улыбкой, он добавил:
— В конце концов, если даже «Ведьмы, Дьяволы и Все, кто бродит и стучит по ночам», не пугают вас, я не могу поверить, что вы боитесь меня!
— Я… я боюсь того, что вы… подумаете.
— Неужели это так ужасно? — спросил маркиз.
Она не отвечала ему, и, выждав немного, он сказал более мягким и успокаивающим голосом:
— Я надеялся, что вы будете счастливы здесь, а не обеспокоены и испуганы, как сейчас.
— Я счастлива! — сказала Гермия. — Это так великолепно, так восхитительно, иметь возможность танцевать на балах с новыми для меня и обаятельными людьми и иметь такие прекрасные наряды!
— Так в чем же дело?
— Ваша… сестра, которая была для меня… сама доброта… сейчас сказала мне, что ома хочет купить для меня два новых бальных платья, которые я буду носить в конце следующей недели.