— Я много думала о том, кто годится тебе в жены, и решила, что это ни в коем случае не должна быть австрийка.
Миклош недоуменно поднял брови, и она пояснила:
— Чопорность и косность австрийцев превосходит всякие границы. А как страдает от них бедная императрица!
Герцогиня понизила голос:
— Как тяжело видеть ужасное отношение к нашей императрице ее престарелой свекрови и двора, который пляшет под дудку эрцгерцогини!
— Неужели все так плохо? — спросил Миклош просто потому, что надо было что-то сказать.
— И даже хуже! Императрица сама говорила мне, что чувствует себя счастливой, только когда приезжает в Венгрию.
Миклошу было это известно.
Он встречался с императрицей Елизаветой, которая в Будапеште считалась необыкновенной красавицей, и слышал от нее те же признания.
Согласно австро-венгерскому договору, девять месяцев в году она проводила в своей любимой стране.
Она всегда старалась приблизить к себе венгров и заменила весь штат прислуги, который подобрала для нее свекровь.
Миклошу совершенно не хотелось говорить о своей женитьбе, но он не знал, как этого избежать, и потому ответил:
— Хорошо, никаких австриек.
— Не сомневалась, что ты согласишься, — сказала герцогиня. — И конечно, никаких француженок: одному Богу известно, что стало с этой страной после последней войны. — Рассмеявшись, она добавила: — Само собой, я не хочу, чтобы ты женился на немке.
— Разумеется, — согласился Миклош.
Ему вспомнилась безнадежная скука, которую он испытывал на всех приемах, где были немецкие герцоги, графы или бароны, которые держали себя с важностью императоров.
С вымученной улыбкой Миклош сказал:
— Что ж, это значительно сужает область поиска. Похоже, тетя Катерина, мне придется вернуться домой и поискать себе невесту там.
— Там ты уже всех видел. И, думаю, ты согласишься со мной, что было бы непростительной ошибкой позволить венгерским девушкам вступить в борьбу за титул княгини Эстергази — если, конечно, ты в кого-нибудь из них не влюбишься.
Смятение, которое отразилось на лице Миклоша, не укрылось от герцогини, и, прежде чем он успел что-то сказать, она произнесла:
— Прости, Миклош. Я не хотела совать нос не в свое дело.
Она сразу поняла, что это значит. Мягко взяв Миклоша за локоть, герцогиня усадила его рядом с собой.
— Я вижу, что ты несчастен, — доверительно начала она.
Миклош не отвечал, и герцогиня продолжала:
— Много лет назад я пережила то же самое. Такое не забывается, и только время способно залечить душевную рану.
В ее голосе прозвучала неподдельная боль и такое искреннее участие, что Миклош невольно вздрогнул.