— Музыку мы тебе чуть попозже закажем, — пообещал Стрекопытов, уже усевшийся на корточки. — Похоронный марш.
Как водится, повод, по которому было организовано застолье, вскоре забылся, и каждый принялся веселиться кто во что горазд. От ссор и рукоприкладства непутевых гостей удерживало только присутствие участкового да решительные действия Стрекопытова, подавлявшего любой конфликт еще в зародыше.
Синяков, впервые за долгое время обласканный человеческим вниманием — пусть даже показным, — был растроган до такой степени, что забыл о собственной беде. Гости, по многим из которых веревка плакала, стали казаться ему сплошь милыми, отзывчивыми и симпатичными людьми. Он поборолся на руках с Обрезком, станцевал с Метлой какой-то дикий танец, выпил на брудершафт с Кентавром и отведал фирменного салата Селитры прямо из ее рук.
Внезапно кто-то тронул Синякова за плечо — мягко, но требовательно. Пришлось обернуться. У него за спиной стоял Дрозд и выражение лица имел самое серьезное.
— Пройдемте.
В устах Дрозда это сакраментальное милицейское словечко звучало столь убедительно, что ему, наверное, подчинился бы любой из присутствующих, не говоря уже о законопослушном Синякове.
Кухня была очищена от посторонних. На газовой плите калилась чугунная сковородка. Окно было почему-то занавешено драным байковым одеялом, что создавало отрадный для глаз полумрак.
Молодой шаман возился с бубном — прикладывал его к уху и тихонько встряхивал.
— Ну как? — деловито поинтересовался Дрозд.
— Отсырел слегка, — ответил шаман, встряхнув бубен чуть посильнее. — Голос будет не тот… Но, я думаю, ничего страшного нет…
Судя по бледному лицу и отрешенному взору, он уже принял все положенные снадобья и вот-вот должен был погрузиться в другую реальность, где правят бал грозные и могучие духи и откуда обычный мир кажется лишь забавной иллюзией.
Продолжая помахивать бубном, шаман бросил на сковородку щепотку какого-то порошка. К потолку взвился синеватый дымок, и сразу запахло, но отнюдь не елеем и ладаном, а скорее серой.
Когда дым иссяк (зловоние преисподней от этого ничуть не уменьшилось, а даже усилилось), шаман схватил раскаленную сковороду и стал тщательно вылизывать ее языком. Синяков инстинктивно дернулся, желая помешать этому самоистязанию, но Дрозд удержал его на месте.
— Он так себя проверяет, — шепотом объяснил участковый. — Дошел ли до нужной кондиции…
Шаман, видимо, удовлетворенный результатами своего варварского эксперимента, закрыл глаза и ударил в бубен колотушкой, сделанной из лисьей лапы. Звук получился таким мощным и таким зловещим, что в соседней комнате сразу смолкла пьяная болтовня.