У меня же положение двоякое. С одной стороны — пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Вернее, кого. И при этом не попадись сам.
Но руль-то я направляю на самое «видное» место. Понятно, не к горсовету и ни к райотделу милиции. К моей скромной хибарке. И движет мною вовсе не литературное воспоминание. Просто к этому часу у хижины, полагаю, побывали уже все интересующиеся стороны, обнаружили пустой тайничок и следы пребывания всех, кто побывал до того, и порешили, что делать мне здесь просто нечего. И я сюда не вернусь.
Решение правильное на все сто. И я бы никогда сюда не вернулся, если бы не желание уединиться. С девушкой.
Когда до хижины остается с километр, глушу мотор. И кладу мотоцикл в море.
Найти его можно легко, если посмотреть утречком с обрыва. Понятно, при спокойном море. Надеюсь, погодка разыграется с ветерком.
Мы поднялись на берег и бредем садиками и огородами. На ходу заглотал новую пару бодрящих таблеток. Естественно, для бодрости, а не с наркотическими целями.
До дома Степана Тимофеевича метров сорок. Девчушку укладываю в ложбинку и для верности притискиваю ее голову к земле рукой. Вытаскиваю «лжеузи». И — начинаю насвистывать с присущей мне беззаботностью: «Ю-а ин зе ами нау…» Раз.
Еще.
Темная тень выныривает из ночи бесшумно и тыкается в лицо горячим языком, Джабдет, старый друг! Это недвижимость у нас с Тимофеичем разная, а пес — общий.
Вот теперь можно идти спокойненько.
К дому экс-шахтера мы выбираемся со стороны сада. Хозяева спят. Забираемся по узкой лесенке на чердак, служащий одновременно и сеновалом.
— Джабдет, охраняй, — шепчу я псу на ухо и поднимаюсь вслед за девушкой.
Джабдет смотрит на меня понимающе, склонив набок лобастую голову. Но — не осуждающе. Что ни говори, кобель кобеля всегда поймет, особливо в щекотливом положении!
Я поднимаюсь, смотрю вниз, — пес уже растворился в ночи.
На чердаке, кроме сена, лежит еще здоровенный тюфяк, рядом — небольшой транзисторный приемник. Чердак — Сережкины владения. Здесь он спит с ранней весны до осени. Надеюсь, что не один. Ну а сегодня, по настоянию Тимошенко-отца — оставлен дома. В связи с облавой в хибарке и беспределом в городке. От греха подальше.
— Мы где? — спрашивает Леночка.
— Тес… Говори шепотом. Мы — в гостях.
— Без ведома хозяев?..
— Ты думаешь, было бы правильнее их разбудить?
— Нет. Интересно, который теперь час? Часы мои стоят. У Леночки их вообще нет. Так что мы счастливые люди.
— Скоро рассвет.
— И что мы будем делать?
— Ты будешь спать здесь. Желательно весь день.
— А ты?
— Вот что, Ленка. Как ты помнишь, с момента нашего знакомства определенные события имели место быть, — выражаюсь я сухо и витиевато, как и подобает будущему ученому светиле. — Я хотел бы, чтобы ты мне разъяснила ряд моментов.