– Как говорить будешь? – допытывался между тем Лишай. – Опять туфту гнать или честно колоться?
Продолжая сидеть на полу, Зяблик сделал значительные глаза, потом ловко переморгнул и дернул вниз уголком рта. Гримаса сия означала примерно следующее: есть важное известие, но не для чужих ушей.
– Ладно, кореша, погуляйте пока, – после секундного колебания произнес Лишай. – Может, наедине он несознанку бросит.
Обсосовскую «Победу», так некстати лажанувшую его, Зяблик видеть не мог и поэтому скосил глаз на запястье возвышавшегося над ним Лишая. Стрелки часов соединились в одну линию, показывая десять минут третьего.
– Ну? – грозно потребовал Лишай.
– Помоги встать. – Зяблик заерзал на полу.
– Сукам руку не подаю.
– Зря ты меня так… – Зяблик встал: медленно, неловко, не с первой попытки, и тут же навалился левым боком на спинку стула, правую руку как бы для равновесия выбросив в сторону. – А ведь жить нам обоим, побратим, недолго осталось. Вместе на небо полетим, как пара лебедушек. Меня и в самом деле на переговоры к вам послали… Если зеки через полчаса зону не очистят, армия по нам из «Града» шуранет. Это дура такая на колесиках, вроде «Катюши», только раз в десять позабористей. После нее и костей наших не останется.
– Врешь, падла легавая! – Лишай схватил его за горло. – Врешь!
– Как раз и нет…
Последнее слово, сказанное уже на выдохе, прозвучало как «не-е-е-т», и в унисон с ним по шее Лишая тоненько чиркнуло бритвенное лезвие.
Не было никакой возможности да и смысла уворачиваться от фонтаном брызнувшей крови (боже, сколько ее еще ожидалось впереди?), и Зяблик, пытаясь зажать Лишаю рот, припал к нему в противоестественном объятии. Лишай, выпучив глаза, жадно грыз его одеревеневшую пасть, и никогда еще в жизни Зяблика не было такой долгой, такой тягучей минуты. Внезапно хватка челюстей ослабла, горячий язык в последний раз лизнул прокушенную ладонь, и глаза Лишая остановились, померкли, как бы внутрь себя обратились. Так Зяблик совершил свой второй Каинов грех.
Аккуратно уложив тело побратима на пол, Зяблик нацепил на руку обсосовские часы (четверть третьего!), надел прямо на голое тело бронежилет, брезентовые карманы которого топорщились от магазинов, и осторожно взял автомат. Он не держал оружие в руках так же давно, как и женщину, и потому первое прикосновение к вороненому, пахнувшему смазкой и пороховым нагаром металлу было почти сладострастным.
Тихий и просветленный, слегка впавший в благодать, Зяблик шагнул за порог оперчасти (все удивленно глянули на него) и повел стволом слева направо, а потом обратно – справа налево. Само собой, он не забывал при этом ласкать пальцем плавный изгиб спускового крючка.