Щепки плахи, осколки секиры (Чадович, Брайдер) - страница 117

– Вперед… Чуть левее…

Кавалькада послушно двинулась в указанном направлении сквозь мрак, жару и непомерную силу тяжести, но прежних стенаний и жалоб больше не было слышно. Люди не просили ни отдыха, ни питья, ни еды. Артем постоянно проверял их пульс и, когда считал это нужным, укладывал ватагу на отдых в мелкую воду, а потом поил всех настоянными на меду местными травами, способными вернуть силы даже безнадежному дистрофику.

Затем поход продолжался. Мрачное искусство максаров, способных превращать людей в послушных своей воле кукол, на этот раз сослужило добрую службу.

И вот наступил момент, когда Артем рассмотрел далеко впереди отсвет колеблющегося багрового пламени. Это горел зажженный варнаками нефтяной источник. Сами они терпеть не могли огня и никогда не пользовались им ни в быту, ни в своих химических опытах, однако иного способа подать людям сигнал просто не придумали.

– Вот и все, – сказал Артем, когда бушующее пламя уже стало освещать фигуры его спутников. – Очнитесь!

Люди вышли из состояния забытья почти мгновенно. Последним, что они помнили, был вкус зелья, подавившего их волю.

– Господи, ну чего же мы стоим! – нетерпеливо сказала Верка. – Мешки уже одели, а все стоим. – Пошли!

– Никуда идти не надо, – остановил ее Артем. – Мы у цели. Приготовьтесь к встрече с родным миром…

– Никогда бы не подумала раньше, что распущу нюни, вернувшись в это захолустье, – всхлипнула Верка.

– С голодухи и черная корка калачом покажется, – Зяблик, во все глаза пялившийся на знакомые с детства пейзажи, сказал это чисто автоматически, безотносительно к своему собственному настроению, а тем более к настроению масс, готовых целовать родную землю.

Они уже и не помнили, когда в последний раз видели эти милые сердцу скудные перелески, когда ощущали запахи сырой хвои, прелой листвы и гниющих на корню грибов, когда могли вволю поваляться на траве, не опасаясь, что она превратится в груду углей или зыбучую трясину.

После долгого пребывания во мраке чужого мира у всех слезились глаза. Посмотреть на небо, даже такое тусклое, было просто невозможно.

Выглядели люди ужасно: одежда, много раз мокнувшая в воде, а потом сохнувшая прямо на теле, стояла колом, физиономии приобрели чугунный оттенок и распухли, как после затянувшейся попойки; кожа по всему телу покрылась множеством мелких кровоподтеков.

Особенно дикий вид имел Лева Цыпф – его лицо и череп покрывала густая щетина одинаковой длины; ухо, неизвестно где и когда обожженное кислотой, распухло до размеров детской галоши, в глазах появился нездоровый блеск.