Рано утром подъехали два экипажа; их сопровождал отряд солдат. Анри занял место в одном из экипажей, стараясь остаться незамеченным, и приказал офицеру начинать…
Офицер и полдюжины солдат вошли в дом. Завидев их, старая хозяйка, святоша и ханжа, затряслась от страха.
— Мадам, — грозно заявил ей офицер, — вы укрываете в своем доме двух гугеноток. Их подозревают в связях с недругами короля…
— Господи Иисусе! С какими недругами?
— С гугенотскими заговорщиками!
— Святая Мария! Ведь эдак я попаду прямо в ад!
— Все может быть… Но если вы посодействуете мне… Я должен арестовать и увезти их спокойно, без скандала… Вас же вполне можно принять за их сообщницу.
— Меня? — в ужасе перекрестилась старуха.
— Если вы хотите доказать свою невиновность, помогите нам схватить их, не поднимая шума.
— Как прикажете, господин офицер… Еретички в моем доме… О, Боже! Какой кошмар!
Не переставая причитать, креститься и громко стучать всеми своими четырьмя зубами, хозяйка заковыляла вверх по лестнице; офицер и солдаты шли следом.
Старуха постучала в дверь мансарды и, услышав, что изнутри отодвигают засов, юркнула за спины солдат.
Жанна де Пьенн распахнула дверь и увидела стоящего на пороге офицера.
— Что вам угодно, месье?
Посланник маршала вспыхнул до корней волос. Он с самого начала был не в восторге от поручения Анри де Монморанси. Конечно, он не имел права арестовывать эту женщину — ему просто приказали завлечь ее в ловушку. Сейчас, любуясь Жанной, офицер осознал, что поступает подло и низко. Но он представил себе взбешенного маршала де Данвиля и решил не отступать.
— Мадам, — прошептал он, — я лишь выполняю приказ… Не надо противиться. Клянусь вам, так будет лучше.
Сколько же преступлений в истории человечества сопровождалось словами: «У меня приказ… Я только подчиняюсь… Не я отвечаю за это… «! Как будто приказы могут быть сильнее голоса собственной совести! Ведь многие убийцы имеют право заявить: «Мне велели это сделать… Я лишь выполнил приказ… «
— Что за приказ? — спросила изумленная Жанна, тревожно косясь на закрытую дверь другой комнаты, в которой спала ее дочь.
— Я обязан арестовать вас. Против вас выдвинуто обвинение в том, что вы приверженка протестантской веры, запрещенной последним королевским эдиктом.
В эту минуту из своей комнаты выглянула Лоиза и сразу все поняла.
— Месье, это какое-то недоразумение, — запротестовала Жанна.
— Если это недоразумение, то власти быстро разберутся, мадам. Прошу вас, следуйте за мной и, умоляю, не шумите.
— Но мое дитя! Я не могу оставить свою дочь! — в отчаянии воскликнула Жанна, не сумевшая скрыть охватившей ее тревоги.