На площади у ступеней лестницы стервятники рвут падаль – тощий труп сдохшего от голода осла. Кругом поджидают ястребы, соколы, пустельги, коршуны.
– Осторожно! – предостерегаю я. – Опасность!
Но эти хищники, которые дожидаются остатков от пиршества стервятников, настолько обессилели, что уже сами не могут на лету схватить еще живую добычу. Им не поймать даже таких ослабленных птиц, как мы.
Пустельги летят в нашу сторону. Мы быстро улетаем, повернув на юг. Скованную льдом реку как будто пересекает продольная полоса. Это лед разломился под собственной тяжестью, и в трещине виднеется песчаная – полоска берега. Я широко расправляю крылья и плавно спускаюсь вниз.
Из прибрежного песка мы выкапываем замерзших лягушек, личинок, насекомых, улиток, остатки водорослей и прелой травы.
Поблизости не видно никаких других птиц, кроме зимородков, занятых поиском замерзших рыбешек под тонким слоем потрескавшегося льда.
В обмелевшем русле реки охотятся старые, облезлые куницы, но мы держимся от них на почтительном расстоянии. Как только они начинают к нам подкрадываться, мы взлетаем и, сидя на каменном парапете, ждем, пока они не уйдут, замерзнув на холодном ветру.
Одуревшие от мороза куницы возвращаются в свои норы, а мы снова спускаемся на узкую полоску обнажившегося песчаного дна. Я откапываю улиток, глотаю их вместе со скорлупкой, разрываю на куски замерзшую лягушку. Мы понемножку наполняем наши желудки. Я уже не помню, что это такое – не быть голодным.
Поднимается сильный ветер, он хлопает оконными рамами, форточками, треплет шторы в разбитых окнах, завывает в водосточных трубах. Начинает падать липкий, тяжелый снег.
– Возвращаемся! – громко кричу я.
– Возвращаемся! – кричат Ми и Кро.
– Возвращаемся! – передают друг другу остальные галки.
Я знаю, что я – их вожак и что они ждут моего знака.
Снег падает все гуще. Ветер врывается в клювы, в уши. Темнеет. Солнце за тучами клонится к западу.
Замерзший, я лечу над колоннадой, ведущей прямо к нашему просторному Куполу, внутри которого не дуют ветры. Сквозь залепленный снегом люнет протискиваюсь внутрь, и вот я уже дома.
Маленькая галка все так же неподвижно сидит на самом верху. Когда я слегка задеваю ее крылом, она опрокидывается навзничь, холодная и застывшая.
Слышу чавканье, тявканье, подвывания, треск – это волки снова ищут еду среди припорошенных снежной пылью останков.
Весна – пора любви, пора, когда умирают старые птицы, у которых больше нет сил на то, чтобы строить гнезда. Пора смерти голодных птенцов, когда измученным родителям нечем накормить детей, нечего положить в широко раскрытые, умоляющие дать хоть что-нибудь желтые клювики.