— Зачем вы мне все это рассказываете?
— Зачем? Герой-то этот, каратист, оказался казачком засланным, агентом. Я так думаю, что даже личное дело у него было липовое. Нас о таких операциях в известность не ставят. Не доверяют, наверное.
Тут начальник отряда умолк, словно потерял на мгновение нить разговора.
Жиган тоже понял, к чему клонит капитан Белянин — мол, не хочешь ли ты, парень, как-нибудь легонько намекнуть на некоторые обстоятельства? Мы со своей стороны оценим такой шаг и посодействуем.
Жигану даже смешно стало — за опера приняли. Так что же теперь, оправдываться, бить себя в грудь, утверждать, что на «контору» никогда не работал? Да хрен с вами, думайте что хотите.
Никогда, как здесь говорят, на цирлах не ходил и за лишнюю пайку задницу лизать не намерен.
— В общем, так, Панфилов, — наконец откликнулся начальник отряда, — я тебе не завидую. Нажил ты себе врагов вагон и маленькую тележку. Теперь жизнь тебе медом не покажется. Нарушил порядок в отряде — это раз, не захотел сотрудничать с администрацией — это два, смотрящего отряда, Малхаза, из-за тебя сделали петухом объявленным. Сегодняшнюю ночь он провел вместе с опущенными. Малхаз не простит тебе этого до конца своих дней. А он, между прочим, был на хорошем счету у смотрящего зоны, Артура. Ты с ним еще не знаком? Так скоро познакомишься. Артур собирался сделать Малхаза положенцем. Положенец — этот тот, кто претендует на звание вора в законе. Если Артур захочет, то от мести тебя не спасет даже штрафной изолятор.
Жиган спокойно выслушал речь капитана Белянина.
— Я каяться не собираюсь, гражданин начальник. Что сделано, то сделано.
Белянин словно ожидал такого ответа. Даже не глянув на Жигана, он направился к двери. У порога он на мгновение задержался.
— Я-то хотел как лучше, Панфилов. Но, видно, зря я перед тобой распинался. Запомни, с этой минуты никто за твою жизнь и гроша ломаного не даст.
* * *
Время в четырех каменных стенах текло так медленно, что Жиган перестал за ним следить. День или ночь, утро или вечер — какая разница. Все тот же пронизывающий до костей холод, все то же бессмысленное однообразие.
Поначалу его преследовало постоянное, не отпускающее ни на минуту чувство голода. Здесь, в штрафном изоляторе, кормили один раз через сутки. Да и едой то, что приносил баландер, назвать было трудно — стакан кипятку и кусок хлеба.
А еще очень хотелось курить. Пару суток Жиган не притрагивался к сигаретам, которые оставил после себя капитан Белянин.
Но это было неимоверной мукой. Все-таки он не выдержал и сдался. В конце концов, кому и что он доказывает?