— Коньячку, Петр Георгиевич? — непринужденно предложил Жуликов.
Майор Миронов и сам был выпить не дурак, особенно в такой компании. Но для проформы он глянул на часы и с сомнением проговорил:
— А не рановато?
— Так ведь три часа уже. Мы же не с утра начинаем. И потом, повод хороший есть.
— Да?
— На выходные ко мне на дачу поедем. Эх, жду не дождусь. Там ведь у меня банька. Березой вытопим, попаримся. Потом на шашлычок. По сто грамм примем. Помнишь, как великий полководец наш, генералиссимус Суворов говаривал? Настоящий солдат должен продать последнюю рубаху, но после бани выпить. Мы ведь с тобой люди в погонах, нам положено.
Забыв о своих сомнениях, майор Миронов оживился.
— Так что, Николай Сергеевич, закончили?
— Закончили. Вот я и решил это дело отметить.
Жуликов свернул пробку с бутылки, налил себе и Миронову по полстакана коньяку.
— Это, конечно, не армянский коньяк, — сказал он, ставя бутылку на стол, — всего лишь грузинский, три звезды, но тоже пить можно.
Миронов прекрасно знал, откуда у начальника колонии грузинский коньяк. Несколько дней назад смотрящего зоны Артура навестили родственники с солнечного Кавказа. Они привезли Артуру грев: чай, коньяк, шоколад, печенье, орехи, сигареты. Разумеется, кое-что перепало и Жуликову.
Миронов взял стакан, принюхался к коньяку и понимающе сказал:
— Да, армянский все-таки лучше. У него совсем другой аромат.
— Не обессудь, Петр Георгиевич, выбор невелик.
— Чем закусывать будем?
— Извини, забыл.
Жуликов извлек из ящика стола пачку крекеров. Потом они подняли стаканы и чокнулись.
— За открытие дачного сезона! — провозгласил Жуликов и залпом, не морщась, выпил.
Миронов пил медленнее. Наконец, поставив пустой стакан, он крякнул и сказал:
— А вообще-то ничего. Они захрустели крекерами.
— Завтра новая партия заключенных по этапу прибывает, Николай Сергеевич.
— Да я помню. Сколько их там?
— Около шестидесяти человек. Точнее, пятьдесят восемь.
Проглотив печенье, Жуликов закурил «беломорину».
— Пятьдесят восемь? Ерунда, по десятку на отряд. Сколько у нас за месяц освободилось?
— Человек тридцать.
— Ну вот видишь. Давай-ка еще выпьем. Он разлил остатки коньяка по стаканам и с явным сожалением поставил пустую бутылку под стол. На сей раз выпили без всяких тостов.
— Есть у меня один повод для беспокойства, Николай Сергеевич, — пожевывая печенье, сказал Миронов.
— Не люблю беспокойство. — Осоловевший Жуликов мотнул головой.
— Я получил по оперативным каналам информацию о том, что среди этапируемых есть вор в законе по кличке Кокан.
Жуликов оцепенело уставился на дымящуюся «беломорину».