Жестокость и воля (Зверев) - страница 59

Константин очень ценил своего главного бухгалтера, потому что с его помощью можно было не только обойти или перепрыгнуть весьма несовершенное пока законодательство в области финансов, но даже просочиться в щели, которые не всегда заметны даже подготовленному специалисту.

Как и всякий добросовестный бухгалтер, Шевченко не любил нарушать законы, а потому вел дела с необычайной тщательностью и дотошностью.

В общем, финансовый инспектор при всем желании не мог бы найти в бумагах кооператива «Радуга» ни единого признака криминала.

За это Панфилов щедро платил главбуху и старался всегда следовать его советам, даже если они непосредственно не касались деятельности кооператива.

Поэтому в «Радуге» и появилась Жанна Макарычева.

В школьные годы она занималась танцами в хореографической секции Дворца культуры, и ее фигура ничуть не уступала лучшим манекенщицам.

Придирчивый взгляд мог бы отметить, что у нее чуть крупноватые черты лица, но этот недостаток скрадывался не маленьким для девушки ростом — метр семьдесят семь.

Свою эффектную внешность Жанна подчеркивала смелыми декольтированными блузками и короткими юбками, а также эффектным гримом «а-ля Алла Пугачева».

На ее лице особенно выделялись пухлые чувственные губы. Обязанности секретарши она выполняла вполне профессионально: лихо работала на пишущей машинке, умело болтала с посетителями, варила отменный кофе.

О том, что Жанна Макарычева влюблена в своего шефа, в кооперативе знали все.

Сам Константин не составлял исключения, но считал, что Жанна для него слишком молода. И дело даже не в разнице в годах, не такой уж большой по стандартным меркам.

Просто за плечами Константина Панфилова было уже столько всего, что порой он сам казался себе древним стариком. По-настоящему понять и принять его могла только зрелая женщина, имеющая собственное непростое прошлое. По крайней мере так думал сам Константин.

Когда он вошел в приемную, Жанна стояла возле распахнутого окна с сигаретой в руке. Это было что-то новенькое — курила она нечасто, а в приемной и вовсе никогда этим не баловалась:

— Привет, — сказал Панфилов, не закрывая за собой дверь.

Жанна торопливо выбросила в окно незатушенную сигарету и, повернувшись, тихо поздоровалась.

— Доброе утро, Константин Петрович. Он успел заметить ее покрасневшие веки и глаза.

— Похоже, утро не у всех доброе? — сказал он. — Ты что, плохо спала?

— Нет, спала я хорошо, — она сделала безуспешную попытку улыбнуться.

— Не темни. Что стряслось?

Она немного помолчала, поправляя складки на белой блузке, потом неожиданно выпалила: