— Мистер Штейнер!
Старик, прикрывая от солнца глаза, с недоумением посмотрел на Голда. Он был явно растерян.
— Мистер Штейнер, я лейтенант Джек Голд. Примите мои соболезнования.
Старик молчал. Болезненно морщась, он присел на край хорошо сохранившегося надгробия и принялся массировать колено искривленными ревматическими пальцами. Мэр взглянул на часу и, поколебавшись секунду, быстро пошел вперед, догоняя своих помощников. Раввин тихо ждал поодаль. Штейнер искоса посмотрел на Голда.
— Вы знали мою Анну? Я что-то вас не припоминаю. Может, вы бывали в нашем кафе?
— Нет. Я полицейский. И хочу найти убийц вашей жены.
Старик всматривался в толпу, уже выходившую с кладбища.
— Кто эти люди? — спросил он. — Неужели они знали мою Анну?
— Право, затрудняюсь сказать.
Штейнер затряс яйцевидной головой. Он выглядел очень больным. Продолжая растирать ногу, вновь обратился к Голду.
— Как же я буду без Анны? — Казалось, он ждал ответа.
Голд опустился рядом, молча тронул его худое костлявое плечо.
— Что же мне делать теперь, когда Анны нет на свете? — повторил Штейнер с тяжелым немецким акцентом.
— Ничего, все наладится, — сочувственно проговорил Голд, — и вам станет легче.
Старик покачал головой.
— Мне легче уже не будет.
Несколько минут они молчали, потом к ним приблизился раввин.
— Я должен отвезти мистера Штейнера назад, в больницу.
Голд, кивнув, поднялся. Они помогли старику встать.
— Машина ждет у ворот, — сказал раввин Штейнеру, потом посмотрел на Голда. — Он отказался от инвалидной коляски. Захотел идти сам.
Раввин, поддерживая Штейнера, повел его к выходу. Голд глядел им вслед. «А ведь он ни разу не спросил „за что?!“, — подумал Голд. — Впрочем, побывав в Дахау, разучишься задавать подобные вопросы».
Замора подошел к Голду.
— Тяжко на это смотреть. Когда мы наконец поймаем убийцу, он должен получить по меньшей мере тысячу лет.
Голд надел солнечные очки.
— Он никогда не будет за решеткой.
— Почему?
— Потому что я его убью.
Замора медленно кивнул.
— Ну что ж.
Они уже ехали в Центр Паркера, но Голд внезапно крутанул руль, и машина, нарушая все мыслимые правила, резко развернулась — в противоположном направлении.
— Что случилось? Куда это мы?
— Сегодня день посещения кладбищ. День поминовения.
— Нет, это же второго ноября.
— Пусть так. Считай, что сегодня — мой личный День поминовения.
За последнее время Замора достаточно изучил Голда, чтобы лишний раз с ним не спорить.
— Как прикажете, босс.
Голд остановил машину около крошечной католической церкви Санта Мария Горетти. К церкви примыкало неухоженное холмистое кладбище. По соседству находилось заброшенное гетто. Голд необычайно долго прикуривал новую сигару. Замора, вытащив блокнот, углубился в записи.