— Подожди здесь. Я скоро.
— Что? — спросил Замора, оторвавшись от блокнота. — Прошу прошения, я не расслышал. Я просматривал свои заметки. Делайте то, что считаете нужным. А я покуда приведу в порядок рукопись.
— Ты молодец, малыш, — улыбнулся Голд, выпуская дым.
— Но у меня правда много работы. Сделайте одолжение, дайте чуть-чуть потрудиться.
Голд фыркнул. Слегка задыхаясь, он миновал небольшой холм, и вошел на кладбище. Он медленно проходил мимо крестов, мимо надгробий с изображением Богоматери, мимо статуй страдающего Христа. Он не был здесь уже несколько лет и потому не срезу нашел могилу с надписью:
АНЖЕЛИКА СЕН-ЖЕРМЕН.
Голд опустился на бетонную скамью. Он никогда не был особо благочестивым, и молитвы редко слетали с его губ. Но он часто приходил сюда — куда чаше, чем теперь, — просто воздать должное памяти. Чтобы помнить. Чтобы не забывать ее. Он приходил сюда, ибо больше было некому. Четырнадцать лет назад, на обратном пути из Алжира, в Лос-Анджелес заезжала бабушка Анжелики, но, когда она позвонила Голду, в ее голосе чувствовались растерянность и смущение. Она сетовала, что у нее не хватает денег, чтобы перевезти тело на родину. Голд ее успокоил, сказав, что похоронит Анжелику сам, взяв на себя все расходы. Бабушка поколебалась и приняла предложение.
— Она была хорошей девушкой, — сказала почтенная леди.
— Да, — согласился Голд.
— Покуда не пристрастилась к наркотикам. Она была очень хорошей.
— Я знаю.
— Обещайте, что устроите ей хорошие похороны.
— Непременно.
Он не стал вдаваться в подробности, почему так не хотел отправлять прах на Юг. Позже — гораздо позже — он признался самому себе, что не мог предать ее даже после смерти. Он забрал тело из морга, сославшись на устное разрешение кого-то из родни. Потом обзвонил все церкви города, но всюду встретил отказ. Наконец он наткнулся на священника, служившего в этом бедном приходе, который согласился с ним встретиться. Он оказался коренастым седоволосым ирландцем, в его речи временами проскальзывал дублинский акцент. Помнится, его звали Скелли.
— Как насчет виски? — спросил он Голда, когда тот сидел в его приходском доме, и, не дожидаясь ответа, налил два стакана. — Как вы знаете, — начал отец Скелли, — по нашим обычаям нельзя хоронить самоубийц в освященной земле. Церковь не разрешает этого.
— Она очень хотела, чтобы ее похоронили по католическому обряду.
Скелли замотал головой.
— И речи быть не может об отпевании. Это строжайше запрещено. Некоторые епархии придерживаются более либеральных взглядов, но, боюсь, мой кардинал таковых не разделяет.