Когда концентрация моего кокетства достигла опасного предела и мы перешли на “ты”, Владимир приблизился ко мне вплотную (до этого мы сидели на приличном расстоянии) и прошептал:
— Ты не хочешь осмотреть дом?
— Только об этом и мечтаю, — не солгала я.
— Тогда пошли?
— Пошли.
И мы пошли.
Поднимаясь по лестнице, по которой не так давно вор сопровождал меня оскорбительными пинками, я вновь попала в плен воспоминаний. Увидев дверь, которую открывала лбом, я не выдержала и рванула туда. Владимир отнесся к моей причуде снисходительно, но когда я на его глазах полезла в шкаф, он несколько изумился. По его лицу было видно, что у гостьи нестандартное поведение. Однако, это не остановило меня. В надежде, что он все спишет на мою нетрезвость, я тщательно обследовала шкаф и убедившись, что это именно тот, в котором я сидела, отправилась на поиски тайника. Тайник стал пределом моих мечтаний. Теперь я говорила только о нем.
Дальнейшее помню плохо. Частями и нечетко. Я бродила по дому, Владимир нес за мной бокал и бутылку ликера, я отказывалась пить, ссылаясь на то, что за рулем, но каким-то чудесным образом пьянела. Пела песни и даже плясала. Владимир восторженно аплодировал, но присоединяться ко мне не желал, ссылаясь на полное отсутствие талантов. Из меня же в тот вечер таланты перли со страшной силой, и я пользовалась ими как могла.
— Ты прелесть, — поощрял меня Владимир.
Время от времени я вспоминала о своей миссии, хватала его за грудки и пыталась объяснить, что где-то здесь, в одной из комнат, есть скрытый ход в подземелье. Владимир смущался, мягко разлепливал мои руки, улыбался, соглашался и не верил, а я, несмотря на полнейшую дезориентацию в пространстве, понимала, что он не врет, но зачем-то с угрозой трясла пальцем и говорила:
— Я вас всех выведу на чистую воду!
Он смеялся и настойчиво звал меня в душ. Там я пыталась раздеться, а он уверял меня, что это ни к чему хорошему не приведет, я же убеждала, что приведет и намекала на свою отличную фигуру, а потом снова завела шарманку про скрытый ход, темный туннель и подземелье. Он слушал, кивал и прикладывал к моему лбу мокрую повязку. Это почему-то меня страшно разозлило. Я схватила с полки бутылку одеколона и запустила ее в висящее над раковиной зеркало. Звон бьющегося стекла — последнее, что я помню.
Глава 12
Очнулась я на даче Катерины. Заботливые руки Ивановой щупали мой злополучный лоб.
— Жива? — с укором спросила она, увидев, что я открыла глаза.
— Временно и условно.
— Ну ты, мать, даешь!
По неподдельному восхищению Ивановой я поняла, что выкинула нечто из ряда вон, покопалась в тайниках своей памяти и пришла в ужас. Мне стало жарко, а минуту спустя холодно. Я затряслась вместе с кроватью.