Не могу описать своей радости, когда вдали показалась дорога. Это явно не была оживленная трасса, но и по слабенькому шоссе вполне могла проехать машина.
«Пусть только появится, а я уж найду средства ее остановить», — чрезвычайно самоуверенно планировала я.
После мысли такой окончательно разленилась, даже на бок легла — насколько это было возможно, имея за спиной чертов стул.
Лежать пришлось долго. Солнце простилось с горизонтом и смело двигалось в центр небосвода. Назревала жара. Я все лежала.
Я была в трех шагах от отчаяния, когда услышала шум автомобиля. С невероятной прытью приняла я привычную позу и задвигалась на четвереньках так быстро, что поразилась сама. При особом желании это можно было даже бегом назвать. Бежала я на карачках, разумеется, но все же бежала.
Мелькнула ужасная мысль: видела бы все это моя изысканная бабуля!
Мысль сильно мешала делу, поэтому я от нее избавилась.
Таким образом бежала я вдоль дороги, изредка даже подпрыгивая и энергично совершая движения тем местом, к которому был привязан (родной уже) стул. Движения эти, по моему разумению, должны были сделать меня особо заметной. При этом я вопила так громко, как только могла. И вопила не что-нибудь, а гимн революционеров и Франции — Марсельезу. Правда, по-русски, но старательно и выразительно. Несмотря на то что голос мой осип и охрип, я иной раз брала столь высокие ноты, что вполне могла гордиться собой.
Если учесть, что ползла я в короткой юбчонке, похожей на набедренную повязку, то можно представить, с каким изумлением смотрели на меня проезжающие мимо французы! Правда, сначала они на высокой скорости пролетели мимо. Это повергло меня в такое отчаяние, что я, наплевав на боль в руках, ногах, шее и горле, заскакала со стулом на заднице с силой молодой гориллы. И звуки, которые я издавала, нетрудно представить, если речь зашла о горилле.
И еще! Ради полноты картины не стоит забывать о моих волосах. Длинные, цвета спелой пшеницы, они спутались и придавали мне экзотический вид. Думаю, все это изумительно сочеталось со стулом, сроднившимся с моей задницей, — слава богу, она единственная осталась цела. Кстати, орала я уже не одну Марсельезу, а и «мать вашу» и многое другое.
Наверняка это выглядело зрелищно, потому что французы, проскочившие далеко, не поленились развернуться и устремились ко мне. Когда они дружным семейством в составе пяти человек высыпали из дешевенького (для них) «Пежо», я как раз покончила с Марсельезой и перешла к русской народной песне «Ударили Сеню кастетом по умной его голове…» Я так увлекалась вокалом, что порой забывала о танце. Да-да, ко всему я еще и пританцовывала, но иногда пыталась филонить. Правда, всякий раз быстро спохватывалась и компенсировала недостаток движений довольно высокими (если не забывать про стул) прыжками.