Гладиаторы «Спартака» (Миронов) - страница 83

Насколько Барончик знал своего исполнителя, тот и не выйдет на связь с боссом, пока не доведет операцию до конца. Поль выступал и как киллер, и как чистильщик, не чураясь никакой работы. Но, как правило, он сам был организатором акции и сам определял, что делать ему, а что его людям.

Первая реакция барона де Понсе была спонтанной:

— Убить всех. И первым — Верду!

Поль знал, что так уж повелось в организации: ему дается день, максимум — сутки для полной зачистки и доведения операции до финала.

И Барончик знал, что жить Полю осталось сутки, если он не найдет решение.

Или если это решение не найдет сам босс.

Внешне он успокоился. В черном эргономическом кресле всемирно известной фирмы «Константин», принимавшей формы изнеженного тела владельца, сидел вялый, с розовым лицом, светлыми кудряшками вокруг головы, напоминавшими золотой нимб ангела, полноватенький господин. Его пухлые губки еще произносили что-то яростное и угрожающее, его карие глазки еще метали молнии, но он уже успокоился. Глаза перестали ерзать по письменному столу в поисках орудия убийства, — был бы Верду рядом, ему бы не сдобровать. Впрочем, если бы в этом роскошном кабинете оказался кто-нибудь из спартаковцев, внесших столь неприятный и угрожающий все большими финансовыми потерями диссонанс в один из его «бизнесов», де Понсе, кажется, убил бы и его.

Руки Барончика автоматически шарили по столу. Нащупав острые ножницы, которыми он иногда, когда получал особо конфиденциальную информацию, сам вскрывал конверты, пальцы сжали это изящное, усыпанное мелкими рубинчиками золотое изделие, и с силой вонзили в центр столешницы, украшенной изумительной по красоте инкрустацией золотом и слоновой костью.

От души отлегло. Но ярость еще клокотала в груди магната. Глаза переместили взгляд на стены.

Почти напротив рабочего стола Барончика висел портрет кисти великого Жака Луи Давида. На большом полотне почти в полный рост был изображен молодой генерал наполеоновской армии. Сражение закончилось. Вокруг — тела поверженных врагов и соратников. Устало опустил голову белый конь, выписанный автором с присущей ему внутренней драматургией, — кажется, ноздри боевого коня еще трепещут, глаза налились злобой, конь фырчит, отводя морду от дымящейся крови, залившей тела убитых. А лицо генерала спокойно и даже немного печально. Битва выиграна, но радости победа не принесла. Слишком много пало в сражении друзей.

Барончик любил эту картину. Полотно Давида было подлинным и стоило ему кучу денег. Гораздо больше, чем висевший рядом — между ними были лишь скрещенные шпаги времен Директории и первой Империи, — портрет «Бонапарт при переходе через Сен-Бернар». Парными их назвать было нельзя — хотя и одного формата, портреты были принципиально различными по композиции. Если генерал на первом портрете был изображен стоящим рядом с конем, то Бонапарт — на вздыбленном коне, указывая своим солдатам путь: туда, в битву, к победе.