За кирпичной оградой, под темными кедрами, белели два новых мраморных надгробия — настолько новых, что дождь еще ни разу не успел забрызгать их красной глиной.
— Мы получили их на прошлой неделе, — с гордостью объяснила миссис Тарлтон. — Мистер Тарлтон поехал в Мейкон и привез их в фургоне.
Надгробные плиты! Сколько же они могли стоить? Сочувствие, которое поначалу испытывала Скарлетт к Тарлтонам, внезапно испарилось. Люди, которые могут тратить драгоценные деньги на могильные плиты, в то время как еда так дорога, что к ней не подступиться, не заслуживают симпатии. И к тому же на плитах были высечены надписи — по несколько строк на каждой. А чем больше слов, тем больше денег. Вся семейка, как видно, рехнулась! А во что еще обошлось им привезти сюда тела трех братьев! Тело Бойда так и не нашли.
Между могилами Брента и Стюарта возвышалось надгробие с надписью: «Они были добрыми и любящими при жизни и в смерти остались неразлучны».
На другом надгробии были высечены имена Бойда и Тома и какая-то латинская надпись, начинавшаяся словами: «Dulce et…» Но Скарлетт это ничего не говорило, так как во время пребывания в Фейетвиллском пансионе ей удалось обойти латынь стороной.
Отвалить столько денег за могильные плиты! Нет, они просто идиоты! Скарлетт была так возмущена, словно Тарлтоны пустили на ветер ее деньги, а не свои.
А в глазах Кэррин появился какой-то необычный блеск.
— Какие прекрасные слова, — прошептала она, указывая на первое надгробие.
«Понятно, это в ее вкусе. Всякая сентиментальность трогает ее до слез».
— Да, — сказала миссис Тарлтон. Голос ее потеплел. — Нам казалось, что это очень хорошая надпись, — они ведь погибли почти одновременно. Сначала Стюарт, а потом Брент — он подхватил знамя, выпавшее из рук брата.
На обратном пути Скарлетт была молчалива. Она думала о том, что видела в домах, которые посетила, и невольно возвращалась мыслями к тем временам, когда край этот процветал и в каждом доме было полно гостей, полно черных слуг и полно денег, а на усердно обработанных полях величаво взрастал хлопок.
«Еще через год все эти поля покроются молодой сосновой порослью, — подумала она, глядя на обступивший поля со всех сторон лес, и по телу у нее пробежала дрожь. — Без негров мы едва-едва сумеем свести концы с концами. Никто не сможет обработать большую плантацию без негров, и много земли останется невозделанной, и скоро на месте полей снова подымутся леса. Никто не сможет посеять много хлопка, и как же мы будем тогда жить? Какая участь ждет всех плантаторов? Городские жители как-нибудь устроят свою жизнь. Они всегда находили пути. А плантаторы будут отброшены на сто лет назад, к временам первых пионеров, бревенчатых хижин, крошечных клочков обработанной земли и жизни на грани вымирания».