Ничего более определенного капитану выжать из него не удалось.
Штурмбанфюрер погрузился в думы.
«С драгоценностями и золотом придется нелегко, — размышлял он. — Золото всех притягивает словно магнит».
В этот момент капитан заметил, что судно теряет скорость.
— Почему падает ход? — спросил он.
Миллер пожал плечами:
— Непонятно.
— Бездельники! — загремел Педро. — В Любекской бухте мы взяли достаточно угля, а вы ленитесь швырнуть в топку лишнюю лопату!..
— Давление пара в норме.
— Поднять его до красной черты! К рыбам, на дно захотели? Олухи! — надрывался капитан в переговорную трубку. — Я вижу, вы всем скопом решили совершить обряд самоубийства. Каждая лишняя минута промедления может стоить нам жизни…
— Капитан, в трюме вода, — взволнованно доложил боцман.
Взрывы английских бомб не прошли для судна бесследно.
Шум лодочного мотора казался Талызину оглушительным. Придерживая здоровой рукой руль, он тревожно оглядывал берега. В любую минуту могла возникнуть опасность.
Из-за поворота показался аккуратный кирпичный домик под островерхой шиферной крышей. С крыльца — видимо, на шум мотора — сбежал человек и спустился к воде. Крича что-то, он махал Талызину рукой, чтобы тот пристал к берегу. Иван на всякий случай помахал ему в ответ и промчался дальше. Вскоре домик скрылся из поля зрения.
Свинцовая усталость сковывала тело, даже поворачивать руль стало тяжело. Спать хотелось так, что глаза слипались. Чтобы ненароком не задремать в лодке и не врезаться в берег, Иван принимался снова и снова повторять по памяти химические формулы, которые надиктовал ему Пуансон.
Сколько прошло времени с момента побега из лагеря, он не знал.
«Сейчас вот засну и бессмысленно погибну. Что может быть глупее?» — подумалось Талызину. В это мгновение мотор чихнул. Через минуту-другую он чихнул еще несколько раз и заглох. Талызин снова и снова нажимал на стартер, потом понял: кончился бензин. Он вывернул руль к берегу, лодка по инерции достигла его и мягко ткнулась носом в песок.
Иван осторожно огляделся, ничего подозрительного не заметил.
Дальше продвигаться на лодке нельзя — нет весел, раздобыть бензин негде. Оставлять лодку здесь тоже не имело смысла — лишняя улика для возможной погони. Из последних сил он столкнул лодку и пустил ее вниз по течению. Затем поднялся по косогору. Местность была, к счастью, безлюдной. Пройдя метров триста, Талызин набрел на густые заросли краснотала, забрался в них, свалился и мгновенно уснул.
После короткого сна, освежившего силы, он снова двинулся в путь. Дорога шла среди аккуратно размежеванных полей, похожих на шахматную доску. Пахло прелым листом, набухшей землей, ранней весной.