Слава богу, батюшка не утруждал себя велеречием, скороговоркой отбарабанил положенное, дал в руки жениху и невесте по зажженной свече, предложил обменяться кольцами, и тут Маше пришло в голову, что венец над ней держит Снешневич, католик по вероисповеданию. Но она не успела удивиться столь очевидной оплошности батюшки, тот зачастил молитвы, предложил молодым выпить из одной чаши освященного, разбавленного вина, провел их вокруг аналоя.
И в какой-то момент Маша поняла причину его торопливости и невнимательности по отношению к Снешневичу. Священник был в стельку пьян, и только выработанный за многие годы церковной службы навык не позволил ему упасть в грязь лицом в прямом и переносном смысле.
После окончания церемонии шаферам вновь надели цепи, но Мите на этот раз сделали исключение, и он на пару с молодой женой проехал до дома Прасковьи Тихоновны в любезно одолженной комендантом коляске.
Остальные гости, шаферы и сопровождавший их конвой ехали на простых бричках, телегах и в тарантасе начальника рудника Арсентьева — в огромном старомодном чудовище, вмещавшем шесть человек, в том числе посаженого отца и посаженую мать.
При входе в дом молодых осыпали пшеницей и овсом, колючие зернышки попали Маше за корсаж и заставили ее ежиться от щекотки, но она так и не смогла выбрать момент, чтобы отлучиться в другую комнату и избавиться от них. Митя не сводил с нее глаз и, когда она в очередной раз поморщилась, спросил; что с ней, почему она весь вечер сидит точно на иголках.
Но она постеснялась Назвать истинную причину, заключавшуюся не только в этих маленьких неудобствах. Она со страхом думала о предстоящем объяснении с Митей, заранее представляя его гнев и презрение, с каким он встретит ее предложение. Удастся ли убедить его, что новая ее жертва вызвана лишь желанием не выдать их планы, не позволить окружающим, и в первую очередь Прасковье Тихоновне, усомниться в искренности их отношений, только этим и ничем более?
Она словно во сне принимала поздравления, с готовностью подставляла губы Мите, откликаясь на крики «Горько!».
Свадьбу гуляли по старинке: с песнями, плясками, солеными. шутками в адрес молодых. Маша не чаяла, когда наконец прекратится этот шум и гам. Она устала до умопомрачения: сказались и бессонная ночь, и дневные волнения. Ее слегка поташнивало, а перед глазами блуждали, вспыхивали зарницами, порхали, как бабочки, кружились опавшими лепестками, переплетались длинными сверкающими змейками какие-то странные видения, почти галлюцинации.
Девушка потерла виски пальцами и подумала, что еще минута — и она свалится под стол в обмороке. Но стоило ей опустить руку, как ее тут же накрыла Митина ладонь, и он что-то тихо сказал хозяйке. Та хлопнула несколько раз в ладоши, отчего в комнате сразу же воцарилась тишина, и, что-то быстро приговаривая, заставила молодых встать и в пояс поклониться гостям. И через минуту за ними захлопнулись двери спальни, отгородив их от шумного веселья, криков и смеха гостей.