Лобанов выбежал следом и принялся кататься по траве, пытаясь сбить пламя. От костров, взволнованно крича, бежали солдаты и казаки. Окружили графа плотным кольцом, накрыли его мокрой кошмой, а потом принялись рушить топорами полыхавшую, как огромный костер, юрту.
Маша бросилась к темнеющему невдалеке лесу, моля бога, чтобы о ней позабыли на некоторое время. Забежав в кусты, она натянула на себя графскую одежду, которая была велика и с трудом держалась на ней. Но это не имело большого значения, гораздо хуже то, что она была босиком, и ноги сразу же заломило от холода. К тому же на траве выступила утренняя роса, и волочившиеся по земле края графских панталон тут же намокли, их пришлось закатать выше колен.
В лагере тем временем царили переполох и всеобщая сумятица: кажется, от первой занялась огнем и соседняя юрта.
Тени людей и взбудораженных огнем и Криками лошадей метались и кружились в какой-то воистину дьявольской пляске.
Выкрикивали нечленораздельные команды офицеры. От догорающей юрты неслась порождаемая казачьими и солдатскими глотками отменная трехэтажная ругань, и Маша нырнула и спасительную темноту елового леса. Вот-вот в лагере спохватятся, обнаружат ее исчезновение и бросятся в погоню…
Она не слишком верила в то, что ей позволят уйти слишком далеко, да и разве можно скрыться от погони, передвигаясь босиком по таежной чаще? В первые же минуты она в кровь исколола подошвы и сбила пальцы ног, но продолжала бежать по лесу, закусив губу, плача от боли и страха и поддерживая на ходу то и дело спадающие графские панталоны.
Намокшие от росы волосы облепили лицо, встречавшиеся на пути ветки грозились выколоть глаза, но она упорно бежала и бежала в глубь еловой чащи, стремясь уйти как можно дальше от лагеря.
В какой-то момент она поняла, что, следуя по едва заметной тропинке, помогает преследователям скорее обнаружить ее. И с той поры стала выбирать наиболее труднопроходимые для верховых участки леса: долго шла по бурному ручью, отчего согревшиеся было ноги опять заледенели, перепрыгивая с одной валежины на другую, преодолела чудовищную мешанину из веток, корней и искореженных стволов — следы давней бури, пролетевшей над тайгой, — потом вскарабкалась на каменистую горку, цепляясь за упругие ветви можжевельника, опутавшего полуразрушенные скальные глыбы, обросшие к тому же толстым слоем мха и разноцветными лишайниками. Здесь она позволила себе немного отдышаться и оглядеться вокруг.
Со всех сторон ее окружала бесконечная темная тайга, еще сонная. Но на востоке уже прорезалась робкая полоска зари, а над таежными просторами разлеглось серое марево предрассветных сумерек. Клубы белесого тумана поднимались из распадков. Его седые и неопрятные космы уже доползли до границы альпийских лугов и постепенно заволакивали долину реки, блестевшую далеко внизу у основания сопки, на вершине которой неожиданно для себя оказалась Маша.