Она подняла маленькую руку. В зажатом в руке систруме скакал и танцевал, словно ртуть, сверкающий шарик.
Регор задохнулся в крике и упал на колени. Остальные, за исключением молча наблюдавших человекопауков, поторопились последовать его примеру. Грейдон поколебался, потом тоже преклонил колени.
– А, так вы еще помните наши обычаи!
В звеневшем колокольчиками голосе слышалась насмешка.
– Подойдите поближе. Клянусь моими предками, это Регор и Хуон. С каких это пор ты носишь зеленый цвет Лантлу, Наталу? Прошло много времени с тех пор, как ты преклонял передо мной колени, Регор.
– Это не моя вина, Мать, – негодующе начал Регор. – Теперь это не просто…
Трель смеха заставила его замолчать.
– У тебя как всегда горячий нрав, Регор. Ну, по крайней мере, какое-то время ты сможешь хорошо попрактиковаться в этой запрещенной для тебя обязанности. И ты, Хуон, и остальные – тоже.
Грейдон услышал стон облегчения гиганта и увидел, как осветилось его покрытое шрамами лицо. Мычание Регора прервали слова Матери:
– Почтите Адану! Теперь мы – ее люди!
Он поклонился так, что его перевязанная голова коснулась пола.
– Да! – тихо сказала Мать. – Но сколько это продлится? Ах, этого даже я не могу сказать.
Она уронила руку, державшую трепетавший шарик и склонилась над плечом Суарры, подзывая Грейдона.
– Подойдите ко мне. А ты, Регор, захлопни за собой ту дверь.
Грейдон подошел к алькову и поднялся по ступеням. Его глаза зачарованно смотрели в фиолетовые глаза Матери, внимательно изучавшие его.
Когда он подошел ближе, Женщина-змея выдвинулась из-за спины девушки, между ним и Суаррой выросла мерцающая, переходящая в девичье тело колонна.
Он снова ощутил странный, глубоко спрятанный в нем трепет любви к этому необыкновенному созданию, словно в его душе зазвучала струна, которую никто, кроме нее, не смог бы затронуть. Он снова встал на колени и поцеловал протянутую ему маленькую руку. Он всмотрелся в ее лицо: оно было юным; вся многовековая скука слетела с него. Ее глаза светились нежностью. Он даже не вспомнил о тех сомнениях, которые возникли у него в пещере с картинами, настолько сильны были ее чары. Если только это были чары…
– Вы хорошо воспитаны, дитя мое, – прожурчала она.
Она озорно взглянула на Суарру.
– Нет, дочь моя, не беспокойся. Эта почтительность – лишь дань моему возрасту.
– Мать Адана… – с пылающим лицом начала Суарра.
– О, пройдите туда и поговорите, дети. – Алые, в форме сердца, губы улыбались. – Вам нужно многое сказать друг другу. Если хотите, садитесь на золотые троны. О чем вы думали тогда, муж Суарры? Что эти золотые троны означают конец ваших странствий? Вы, несомненно, именно так и думали. Я не знаю – почему, но именно такой была ваша мысль. Ну так садитесь же.