Шок

Орвилл Пибоди смотрел телевизор. Если бы сейчас он соображал нормально, то отметил бы, что любит это занятие так же, как и все. У себя дома, с обычной женой домохозяйкой и четырьмя детьми, в стандартном домике, построенном в лучших фермерских традициях в Западном Макомсете, Орвилл достаточно много времени посвящал телевизору. Когда он был ребенком и жил в другом типовом домишке там же, в Западном Макомсете, он умудрялся регулярно смотреть «Худди-Дудди» и «Час непрофессионала» Теда Мака в перерывах между занятиями в «Достижениях юниоров», «Четырех четверках» и бат-скаутсом. Со временем его вкус изменился в лучшую сторону. Дома он даже смотрел иногда альманах «Театральное мастерство».

Но сейчас Пибоди смотрел не эту передачу. Если бы он чувствовал себя как обычно, то наверняка задумался бы о том, чем была эта «мыльная опера» «Наши дни», отличавшаяся бездарным исполнением ролей подростками и рок-музыкантами, переквалифицировавшимися в артистов. Еще Орвилл задумался бы о значительно удаленном от Макомсета месте, где он в данный момент смотрел фильм.

Его также заинтересовала бы личность двух мужчин в наушниках, сидящих бок о бок с ним и не отрываясь смотрящих каждый в свой безмолвный телевизор. Один слушал алчные крики болельщиков, а другой – игру скрипачей в старом фильме Ласси.

Но с разумом Орвилла Пибоди далеко не все было в порядке. Мозг Пибоди впивался в каждую секунду «Наших дней» с беспрецедентной в истории телекоммуникаций жаждой.

Разум поглощал информацию с огромной интенсивностью, совершенно лишая Пибоди сил. Полученное с мерцающего телеэкрана сообщение было так ясно и чисто, как светящийся самородок, по сравнению со смутными размытыми образами телевизионной постановки.

В этом послании была его судьба. И даже в этот момент Пибоди не интересовался, почему он сидит в темной комнате на тропическом острове, между двумя неподвижными незнакомцами, на протяжении дней, часов, недель, а кожа его при этом успела покрыться густым загаром. У него есть задание. Оно пришло к нему с экрана, поэтому причин для беспокойства не было.

Улыбаясь, как пророк, заглянувший в будущее человечества и убедившийся в его счастливой судьбе, Орвилл поднялся со стула и выключил телевизор. Его соседи никогда не следили за ним. Не обращая внимания на онемевшие от долгого сидения мышцы, он вышел в маленькую прихожую и надел пиджак. Все было на месте: кошелек с сорока двумя долларами, три кредитные карточки, паспорт, фотографии жены и детей и нож. Этот нож отец подарил Орвиллу, когда ему исполнилось десять лет, и с тех пор, где бы он ни был, нож всегда находился при нем. «На случай, если какой-нибудь кривляка приедет в Западный Макомсет со злостными намерениями», – подмигнув, сказал бы он детям.