Как и следовало ожидать, к этому времени женщина начала отвлекать Римо от его обязанностей. Судя по тому, с какой готовностью она обнажила перед Римо свое тело после столь короткого знакомства, эта женщина была бесстыдницей, лишь немногим лучше проститутки. Чиун не мог понять, кроется ли за ее развратными действиями продуманная стратегия, преследующая неясные цели, или же она из тех женщин, которых белые люди называют потаскухами, лишенными моральных устоев и сдержанности.
Как бы то ни было, поведение Римо вызвало у Чиуна неодобрение. Мастер Синанджу был человеком высокой нравственности и не уставал изумляться неразборчивости нынешней молодежи. И все же неудовольствие Чиуна было вызвано не столько тем, что Римо согласился удовлетворить похоть женщины вопреки неоднократным напоминаниям учителя, который предостерегал его от пустой траты жизненных сил, особенно когда он выполняет задание Императора Смита, сколько вопиющим пренебрежением вековыми традициями искусства Синанджу.
Любовную игру полагалось начинать, отыскав пульс женщины и заставив его участиться. Римо, казалось, напрочь забыл об этом правиле. Чиун подумал, что его манеры, вероятно, испорчены воспоминаниями о Джин Рис. Он пропускал важнейшие ступени, а другие повторял по два раза, и остановился, не завершив даже основного ритуала погружения женщины в экстаз. Чиун не мог отрицать, что партнерша Римо и без того получила удовлетворение, но тем не менее решил впоследствии переговорить с учеником и напомнить ему о необходимости неукоснительного соблюдения предписанной последовательности этапов.
Некоторое время Чиуну казалось, что Римо заметил присутствие учителя, укрывшегося в темноте, но женщине удалось отвлечь его внимание чарами своего тела. Для белокожей самки она была очень даже недурна, но мертвенная бледность ее кожи и чрезмерная пышность округлостей вызывали у Чиуна брезгливость.
Лучшими женщинами на земле были кореянки.
Наутро, позавтракав горстью холодного риса, Чиун наведался к партизанам и, убедившись, что они снимаются с места, торопливо вернулся к лагерю Стокуэлла. Он не сомневался, что если враги собираются напасть, они скорее всего дождутся ночи, и все же счел нелишним заранее разведать путь, по которому будет двигаться экспедиция. При этом он намеревался оставаться незамеченным, не давая проводнику-малайцу заподозрить присутствие посторонних.
Когда враги нападут – если они вообще нападут, – Чиун будет рядом.
* * *
Отвратительные вонючие джунгли начинали тяготить Лай Ман Яо. Он и его солдаты двое суток дожидались прибытия американской экспедиции и вот теперь вынуждены тащиться черепашьим шагом, сопровождая янки на пути к безлюдному Тасик-Бера. Лай Яо с огромным удовольствием напал бы на путешественников и перебил бы их до последнего, разумеется, пощадив женщину, которая перед смертью могла бы позабавить его людей. Но шла война, и Лай Яо выполнял приказ командования. Поэтому он должен был подождать, пока круглоглазые не найдут то, что ищут.