Остин взглянул на свою заснувшую в седле жену, залитую лунным светом, и его уста тронула печальная улыбка. Хотя лошадь уже добрых полчаса стояла под деревом, девушка все еще сидела, свесившись на луку, и венок из увядших колокольчиков сполз ей на нос.
Остин ощутил волну восхищения, смешанного с чувством вины. Она предупредила его, что никогда прежде не ездила верхом, однако упрямая решимость позволила ей продержаться в седле в течение всего перехода, который он в качестве епитимьи наложил на всех, включая и себя. Однако не беззащитная хрупкость жены заставила Остина объявить привал: он испугался, что престарелая служанка, свалившись с лошади, переломает себе все кости.
Рыцарь протянул руку, чтобы разжать онемевшие пальцы своей супруги, продолжающие сжимать поводья. Возможно, вовсе не решимостью обусловлена ее железная хватка, печально подумал он, а страхом. Возможно, девушка так же боится провести ночь с ним, как и он сам боится разделить с нею ложе. Увы, тут уж ничего не поделаешь. Пока Остин занимался лошадьми, Кэри установил среди сосен шатер и, удалившись на приличное расстояние, устроился вместе со слугами.
Снимая обмякшее тело своей жены с лошади, Остин с Удивлением обнаружил, что в какой-то момент изнурительного путешествия она решила усесться в седло по-мужски, показав себя таким образом не только решительной, но и рассудительной. Возможно, у его дурнушки-женушки гораздо больше достоинств, чем он предполагал. Видит бог, его суеверным землякам пригодится изрядная порция здравого смысла.
Остин подхватил девушку на руки, снова поражаясь ее невесомой легкости. Необъятные бедра и широкий зад не предвещали ничего подобного. Рыцарь направился к шатру, и она доверчиво уткнулась ему лицом в шею. Остин нахмурился, почувствовав, что снова охвачен неудержимым желанием защищать, оберегать и охранять то, что отныне принадлежит ему.
Когда из тени кустарника появился облаченный в плащ с капюшоном священник и встал у него на пути, объятия рыцаря из покровительственных стали собственническими.
— Добрый вечер, сэр. — Благочестивость сложенных в молитве рук опровергалась проницательным блеском глаз священника. — Я пришел, чтобы вместе со своей госпожой прочесть молитву. Этот ежевечерний ритуал наполняет ее душу успокоением.
Никогда не робевший перед служителями церкви, Остин кивком указал на уютно свернувшуюся у него на руках девушку.
— Как вы можете убедиться, вашей госпоже уже и так спокойно.
Он шагнул вперед, вынудив священника освободить ему путь. Дойдя до шатра, рыцарь обернулся и тихо произнес: