— И что? — спросил Птолемей, нахмурив брови.
— Они всего лишь мальчишки, гегемон, — продолжил Еврилох, не в силах сдержать слезы. — Возможно, в этот раз они отказались от своего плана… Может быть, царь что-то заподозрил… Не знаю… Я решил поговорить с тобой, чтобы ты напугал их… чтобы они больше и не думали ни о чем таком. Это все Каллисфен, понимаешь? Сами они никогда бы не додумались. Хотя царь и велел высечь Ермолая за того кабана, не знаю, пришло бы ему… Хотя кто знает…
— О великий Зевс! — не выдержал Птолемей и крикнул: — Перитас, беги, беги к Александру!
Пес бросился вперед и ворвался в царский шатер, когда его хозяин собирался задремать за столом, а Ермолай тихонько засунул руку за пояс, под хитон. Перитас повалил парня на землю и схватил зубами сжимавшую кинжал руку.
Тут же вбежал Птолемей и еле успел удержать пса за ошейник, пока тот не откусил юноше руку. Александр, от этого шума моментально стряхнув дремоту, вскочил и схватился за меч.
— Они хотели тебя убить, — тяжело дыша, сказал Птолемей, отобрав у Ермолая кинжал.
Юноша, вырываясь, кричал:
— Проклятый тиран! Кровавое чудовище! У тебя руки в крови! Подлый убийца, ты убил Пармениона и Филота!
Два других караульных оруженосца, стоявшие снаружи, попытались улизнуть, но Птолемей громким голосом позвал трубача и велел трубить сигнал тревоги. Пытавшихся сбежать юношей тут же задержали «щитоносцы». Еврилох, плача, умолял:
— Не трогай их, гегемон! Не причиняй им зла. Они ничего не сделали, клянусь! Отдай их мне, я накажу их, я изобью их в кровь, но не причиняй им зла, прошу тебя!
Александр вышел, бледный от бешенства, а Ермолай продолжал громко выплевывать всевозможные оскорбления ему вслед. Посреди лагеря уже было полно солдат, сбежавшихся со всех сторон.
— Чего заслуживают эти люди, государь? — ритуальной фразой вопросил Птолемей.
— Пусть их судит войско, — ответил Александр и удалился в свой шатер.
Тут же собрались военные судьи, и оруженосцев подвергли допросу. Их допрашивали целый день и всю ночь, устраивали им очные ставки, ловили на противоречиях, били и пороли, пока они во всем не сознались. Никто из них даже под пытками не назвал имени Каллисфена, но Еврилох, которого не тронули, так как он спас царю жизнь, продолжал утверждать, что эти юноши не задумали бы ничего такого, если бы Каллисфен не растлил их своими идеями. И до последнего он продолжал умолять, чтобы их пощадили.
На рассвете следующего дня, хмурого и дождливого, виновных забросали камнями.
Евмен, присутствовавший как на суде, так и на казни, вошел в шатер к Каллисфену и увидел, что тот весь трясется, бледный, как мертвец, и в тревоге заламывает руки.