Однако после этой тирады, после того как Бенкрофт немного успокоился, он спросил Мэтта, не могут ли они поладить ради Мередит. Он казался таким искренним! И видимо, хотя и против воли, все-таки смирился с их браком. Но теперь Мэтт спросил себя, действительно ли это так и было.
«Я не остановлюсь ни перед чем, лишь бы навеки избавить от тебя Мередит…»
Но тут Мередит подняла глаза, измученные сине-зеленые глаза. И Мэтт, охваченный нерешительностью и не понимавший, чему верить, заглянул в эти глаза, и увиденное в них едва не заставило его обезуметь от раскаяния. Они были полны слез. И мольбы. И еще в них светилась правда. Обнаженная, жестокая, невыносимая, разрывающая сердце истина.
— Мэтт, — с трудом прошептала она, — у нас была девочка.
— О Боже! — простонал он, рывком притягивая ее к себе. — О Боже!
Мередит прильнула к нему, прижавшись к рубашке мокрой щекой, не в силах сдержать боль и скорбь даже в его объятиях.
— Я… назвала ее Элизабет в честь твоей матери. Но Мэтт почти не слышал ее, мозг терзали ужасные видения: Мередит одна в больничной палате, напрасно ожидающая его.
— Пожалуйста, не надо, — молил он судьбу, прижимая Мередит к себе все крепче, зарываясь лицом в ее волосы. — Пожалуйста, нет.
— Я не смогла пойти на ее похороны, — хрипло бормотала Мередит, — потому что встать не было сил… Я долго болела. Отец сказал, что позаботится обо всем.
Мучительная боль, охватившая Мэтта при этих словах, стальными когтями рвала сердце, полосовала душу, едва не бросила его на колени.
— Иисусе, — выдавил он, судорожно стискивая руки, стараясь защитить ее собственным телом, беспомощно пытаясь исцелить раны, которые причинил ей много лет назад. Мередит подняла к нему залитое слезами лицо, умоляя его о поддержке и утешении.
— Я попросила его засыпать гроб Элизабет розами. Розовыми. Неужели… неужели он солгал, когда говорил, что послал их?
— Послал! — яростно пробормотал Мэтт. — Конечно послал!
— Этого… я не смогла бы вынести, если узнала бы, что он солгал.
— О, пожалуйста, дорогая, — запинаясь, пробормотал Мэтт. — Пожалуйста, не нужно. Не нужно.
Сквозь туман собственной скорби Мередит распознала невыносимую тоску и боль Мэтта, увидела его искаженное мукой лицо, и нежность, давно забытая сладостная нежность наполнила сердце, пока оно не заныло.
— Не плачь, — шепнула она, не вытирая слез, и осторожно коснулась пальцами жесткой щеки. — Теперь все кончилось. Твой отец открыл правду. Поэтому я и приехала сюда. Я должна была рассказать тебе, что случилось на самом деле. Должна была попросить у тебя прощения…