— Черт бы тебя побрал, не лги мне!
— Но ты должен выслушать…
— Не желаю больше говорить на эту тему, — грубо перебил Мэтт, и губы снова завладели ее губами в беспощадном поцелуе.
Мередит, не зная, как остановить его, заставить выслушать ее, начала сопротивляться и наконец смогла оттолкнуть Мэтта.
— Нет! — вскрикнула она, упираясь руками ему в грудь, уткнувшись лбом в его рубашку.
Он сжал ее лицо в ладонях, словно пытаясь вновь насильно откинуть ей голову, но Мередит отбивалась с силой, рожденной ужасом и паникой, пытаясь вырваться.
— Я не делала аборта, не делала! — закричала она, отступая на шаг, тяжело дыша; грудь порывисто поднималась и опускалась, слова вырвались, унося годами накопившуюся ярость и боль. Мередит забыла тщательно отрепетированную речь, забыла о том, где находится, спешила лишь поскорее объясниться с Мэттом и уйти, навек уйти из его жизни. — У меня был выкидыш, и я едва не умерла. Выкидыш! Никто не делает аборты на шестом месяце…
Несколько мгновений назад глаза Мэтта пылали желанием, теперь же обжигали холодным презрением:
— Очевидно, делают… если ты пожертвовала достаточно денег, чтобы выстроить целое отделение, где производятся подобные операции.
— Да пойми же, это очень опасно!
— Вероятно, ведь недаром ты провела в больнице почти две недели!
Мередит поняла, что Мэтт, должно быть, уже все решил давным-давно, пришел к собственным логическим, хотя и ошибочным заключениям и теперь, что бы она ни сказала, это не имеет никакого значения. Ужас происходящего едва не сломил ее. Пошатнувшись, Мередит отвернула голову, смахивая беспомощные слезы, против воли брызнувшие из глаз. Но уйти не смогла.
— Пожалуйста, — умоляюще выдохнула она, — выслушай же меня. Когда началось кровотечение, я потеряла нашего ребенка, а потом… потом попросила отца послать тебе телеграмму, рассказать, что случилось, и попросить тебя вернуться. Я и подумать не могла, что он солжет… или не пустит тебя в госпиталь, но твой отец объяснил, как все было.
И тут под натиском слез исчезли последние остатки сдержанности; по щекам хлынули соленые потоки, и рыдания мешали говорить.
— Я… я думала… ч-что влюблена в теб-бя! Ж-ждала… когда ты… придешь в больницу… ждала и ждала! — выкрикнула она. — Но тебя все не было…
Она поспешно отвернулась, плечи сотрясались от всхлипываний, которые Мередит никак не могла заглушить. Мэтт видел, что она плачет, но не пытался даже прикоснуться к ней, ошеломленный внезапно всплывшим в памяти видением — Филип Бенкрофт с побелевшим от ярости лицом цедит жестокие слова:
«Думаешь, что ты умнее и упорнее всех, Фаррел, но ты и представить не можешь, что такое настоящие ум и упорство. Я не остановлюсь ни перед чем, лишь бы навеки избавить от тебя Мередит!»