– Грабители! – пробормотал Гидеон, выдавая акцентом свое нью–йоркское происхождение и воспитание. – Грязные паршивые грабители! Особенно Ли Вонг. И я с ним веду дела почти пятнадцать лет! – сказал сам себе Гидеон, впиваясь зубами в кончик сигары. – И теперь старый паршивец третий раз за этот год поднимает цены! Боже!
“И так же с остальными. В эти дни дубовая планка чуть ли не на вес золота, и только на прошлой неделе мне позвонил Винченто от братьев Гомес, чтобы сообщить, чем он жертвует ради меня, продавая дуб так дешево! Жертвует! Как же! – подумал Гидеон, жуя сигару. – Еще один проклятый грабитель! Что ж, в следующем месяце срок возобновления контракта,– сказал он сам себе. – Тогда и посмотрим, кто желает иметь со мной дело, а кто – нет?”
Он втянул в легкие дым, потом свирепо выпустил его в потолок, сметая счета в сторону ладонью, пальцы которой украшало бриллиантовое кольцо. “Нет, этот год меня буквально прикончит,– подумал он. – До сих пор только бальзамические составы не повышались в цене, и вот, пожалуйста – люди из лаборатории де Витта начинают поговаривать о повышении цен. Спрашивается, разве может человек в наше время прилично прожить?”
Гидеон поднялся и налил себе приличную порцию “Шива Регаль”. На нем были до хруста отутюженные свободные брюки желто–коричневого цвета, огненно–красная рубашка, открытая на груди, с полудесятком свешивающихся золотых шнуров. На ногах пара коричневых удобных туфель от Гуччи. На кармане рубашки имелась монограмма – буквы МГ белым цветом. Вместе со стаканом и сигаретой Гидеон через отодвинувшуюся дверь вышел на открытую террасу с фигурным железным ограждением. Прямо из–под ног его уходила в темноту кустов и деревьев пятидесятифутовая стена, а слева смутно виднелись из–за зарослей сосен огни еще одного каньонного обиталища. Прямо перед Гидеоном, будто многие пригоршни драгоценных камней, разбросанных щедрой рукой ювелира на черном бархате, горели огни потрясающей многоцветной панорамы ночного Лос–Анжелеса. Голливуд и Беверли–Хиллз. По Голливудскому, Закатному бульварам, по авеню Санта–Моника двигались казавшиеся игрушечными огоньки автомашин. Над барами и дискотеками в интимном ритме каждого заведения пульсировали неоновые огни рекламы и вывесок. Посреди этого электрического вытканного ковра темнели квадратами и прямоугольниками парки и кладбища. Гидеон затянулся сигарой, наблюдая, как светофоры на авеню Фонтана меняют цвет с красного на зеленый.
“Миллионы людей там, внизу,– подумал Гидеон,– сейчас или спят, или пьют, дерутся, разговаривают, любят друг друга, или ненавидят. И рано или поздно им всем понадобится то, что я продаю. Эта мысль сразу привела его в хорошее расположение духа. – Время идет, мир поворачивается,– сказал он сам себе,– и каждый день кому–то не везет в последний раз. Автомобильные катастрофы, самоубийства, просто убийства, или мать–природа берет, наконец, свое. И я знаю, что тебе теперь понадобится, малыш. Тебе понадоблюсь я!”