— Ты — тупица, сволочь! — кричал он Бобби. — Что ты забыл в церкви, а? — И врезал ему по затылку. Обратившись к Карелле, заорал: «Эй ты! Немедленно сними наручники с моего сына или будешь в глубоком дерьме!»
Карелла спокойно взглянул на него.
— Ты слышишь меня? У меня есть кое-какие друзья! — орал Корренте.
— Мистер Корренте! — сказал Карелла. — Ваш сын обвиняется в...
— Мне плевать, в чем он обвиняется! Он — несовершеннолетний!
— Ему предъявлено обвинение как взрослому.
— Ему только семнадцать!
— Это уже солидный возраст, мистер Корренте! И он обвиняется в...
— Я требую адвоката! — выкрикнул Бобби.
— Заткнись, сволочь! — приказал Корренте. И заявил Карелле: — Он не произнесет ни слова, пока здесь не будет адвоката!
— Прекрасно! — спокойно ответил Карелла.
Ему было интересно, когда же Бобби придет в себя после наркотического опьянения.
* * *
Адвоката Корренте звали Доминик Абруцци.
Он только что прибыл с очередного заседания ВОПУ — Всемирного Ордена по Предупреждению Уверток — наблюдательной комиссии, посвятившей себя такой идее: любой американец, получивший при рождении итальянское имя, обязан сохранять его, не только не меняя, но и не переделывая его на американский манер. В противном случае его ожидают беспощадная и бесконечная травля, преследования до самой могилы с постоянными напоминаниями, что он — просто невежественный крестьянин с надменными замашками. Абруцци был так же похож на итальянца, как и Ричард Никсон.
Карелла заметил, что у него искусственные зубы.
Ему было тридцать пять — тридцать шесть лет, костюм сидел на нем безупречно; сорочка на кнопках и темный галстук. Он впорхнул в дежурную комнату, как будто в ней (или похожей на нее) бывал до этого тысячу раз. Поздоровался с Корренте, помахал рукой Бобби, который, похоже, все глубже погружался в болото депрессии, а затем достаточно любезно спросил:
— Какие здесь проблемы?
Карелла объяснил ему, какими проблемами здесь пахнет. Тут и оскорбление, и угроза первой степени, и кража со взломом второй степени, и хулиганство первой степени, и дерзкое посягательство на личную собственность.
— Вот такие здесь проблемы! — закончил он.
— Так это ваше утверждение, детектив! — сказал Абруцци.
Карелла уловил смысл, который Абруцци вложил в слово «детектив». По интонации можно было подумать, что он сказал «свинья».
— Нет, это не мое утверждение, адвокат, — ответил он, — а то, в чем обвиняется Роберт Корренте!
Он не любил адвокатов, которые защищали преступников. Особенно он не любил итало-американских адвокатов, тем более, если они были похожи на Ричарда Никсона и благоухали змеиным маслом, и особо, когда сам преступник был италоамериканцем.