Адвокат этого не допустит! Поэтому споры и не кончаются. К тому же то и дело мистер и миссис Кили влезают со своими скрипучими рассказами о том, какая у них хорошая дочь и чудесная школьница, вызывая в памяти историю лейтенанта Бернса о первом ученике в выпускном классе. Адвокаты и детективы цитируют главы и абзацы различных применимых в данном случае законов, но посреди всего этого, когда крики и жестикуляция достигают апогея. Глория вдруг произносит: «Я убила его».
Ее адвокат тут же среагировал: «Глория, я обязан подсказать тебе...», но она отмахнулась от него, как от мухи. А поскольку по закону Миранды — Эскобедо или любому другому не нужны были ни полиция, ни окружной прокурор, чтобы предупредить человека о его правах, если он добровольно делает заявление, то все в помещении замолчали и дали ей высказаться.
— Я не хотела делать этого, — начала она.
Я шла туда, только чтобы забрать чек. Было около шести часов. Я вошла через сад, так как ворота были открыты. Я их оставила открытыми, потому что подумала, что так было надо кому-то, кто их открыл. Дверь в дом патера тоже была открыта, та, что деревянная, а не прозрачная, та была закрыта. Я открыла ее и вошла. Я пообещала Кенни этот чек, Кенни Уолшу — руководителю «Бродяг», он играет на соло-гитаре и написал большинство из их песен, он говорил, что ему срочно нужен задаток, если мы хотим, чтоб они играли на танцах. Поэтому я и пошла туда, только чтобы забрать чек.
Я вошла в дом и...
Перед тем, как войти в офис, надо пройти маленький поворот, и тут я услышала... голоса... до того, как я повернула... стон... женский стон... слова отца Майкла: «О, Боже, о, Боже, о, Боже!» — и слова женщины: «Дай его мне, дай его мне, Майкл!»
И...
Вы знаете, я не ребенок. Я знаю об этих вещах. Многие девочки в школе занимаются этими делами, они говорят о них, я — не ребенок, я поняла, чем они заняты еще до того, как...
Наверное, мне надо было уйти.
Мне надо было уйти в ту же минуту, как я услышала их.
Но я...
Я повернула за угол... там поворот... маленький поворот там, где... есть скамейка... где сидят, ожидая патера, и я...
Я взглянула...
А он был... они были... она была спиной ко мне, юбка была поднята, и она держала ее руками, под юбкой у нее не было никакой одежды, трусики были спущены до колен, ноги широко расставлены, его руки были у нее под юбкой, они целовались, о, Боже мой, а она стонала и двигалась на нем, они, понимаете, они занимались любовью в его канцелярии, ее длинные светлые волосы падали на спину, она мотала головой, стонала, а он говорил ей: «Я люблю тебя, Эб!» — «О, Боже, как я тебя люблю, патер!» А потом он как бы скользнул вниз, руки его скользили по ее ногам, и он стал на колени перед ней, как в молитве, и я сразу же догадалась, что он с нею делал, и я закрыла лицо руками и убежала через ризницу в церковь и молилась, чтобы Бог наставил меня.